История актерской карьеры Вячеслава Бабенкова как будто написана где-то в Голливуде: жил себе парень, работал сценаристом на продакшене, потом решил, что актеры играют по его сценариям совсем не так, как он это представляет, и нужно срочно становиться актером самому – в свои то ли 29, то ли 30. Съездил поучиться в Америку, окончил Украинскую киношколу и после нескольких лет эпизодов и скитаний наконец получил главную роль: 4 января в украинских кинотеатрах появится фильм «Дон Жуан із Жашкова», где главного героя сыграл именно Бабенков.
И чтобы узнать, почему сам Слава по этому поводу не спешит откупоривать шампанское, стоит дочитать это интервью до конца.
– Начнем с «Дон Жуана з Жашкова» – кажется, в узких кругах его окрестили первым фильмом, где главную роль сыграл Бабенков…
– Так это я сам и придумал (смеется). Потому что просто ненавижу эти клише – «первый такой-то», «первый сякой-то»… 30 лет независимости, а у нас все еще что-то «первое».
– И все же главная роль у вас первая. Это же очень вписывается в вашу американскую историю успеха: человек без актерского образования решил пойти в актеры – эпизоды, эпизоды и, наконец, главная роль!
– Это вообще была интересная история. Когда у покойного Юрия Минзянова появилась идея адаптировать в кино одноименную пьесу Оксаны Гриценко, он увидел у Виктора Бутко короткий метр, в котором я снимался, и сказал: «А попробуем Бабенкова!» Я снялся в восьмиминутном тизере для питчинга Госкино, мы тот питчинг выиграли, и мне как-то никто не говорил, что я утвержден. Я помогал на кастинге в парных пробах другим актерам, но никто не говорил: «Слава, ты в команде!» Я у Бутко спрашиваю: «Витя, я в проекте?» – «Ну вроде да, мне никто ничего не говорил». Продюсер фильма Дмитрий Минзянов, сын Юрия, все время был занят, и я оставался в этом подвешенном состоянии... И вот когда до съемок оставалась неделя, Дмитрий рассказал мне условия контракта, и я понял, что таки играю.
До последнего в это не верил: боялся – вдруг что-то произойдет, а я потом буду расстроен. В принципе, так и произошло. В конце второго дня съемок – это был мой день рождения – подошел продюсер и сказал: «Слава, мы замораживаем съемки, потому что нет денег». Я сначала думал, что они меня в мой день рождения решили разыграть. Потом очень расстроился.
Заморозка была месяца два, и мы часть снимали, я так понимаю, за какие-то другие деньги. Продюсеры нашли средства на экспедицию в Карпаты. И потом, когда финансирование возобновилось – а у нас же зимняя история, много зимних сцен, – мы в мае или в апреле должны были снимать зиму со снегами. Делали искусственный снег.
– А в целом как вспоминаются съемки?
– Помню, было очень тяжело в Карпатах: мы снимали в труднодоступных местах, куда часа два ехали на каких-то ЗИЛах и «Уралах». И там не было где отдохнуть – ты просто садился на пенек. Или если где-то был дом, то сбоку прижимался. Последний кадр был один из самых тяжелых: нужно было пешком идти по горной реке прямо вверх. Не было ни снаряги, ни чего-то для безопасности. Просто: «Так, Слава, ты идешь туда и метров 500 поднимаешься по реке». И я: «Класс, это так интересно!» Сначала стоял по щиколотку в той холодной воде, пока камеру ставили, спустился как-то, не знаю, как ноги не поломал. Потом просто шел, не видя, где камера. А дубля быть не могло, потому что три минуты до конца смены, надо спешить, нет времени даже взглянуть, куда ступаешь. Пальцы опухли, как сардели, синие были, колени сбил. Но – я же актер! Ди Каприо в «Выжившем» смог, и я смогу! Сделал. А в тот день мы снимались с DZIDZIO. И помню, художник по костюмам меня переодел в теплое, посадили в машину, я сижу, весь трясусь. Рядом сидит Дмитрий Минзянов, который видел мое «путешествие». И говорит мне: «Ну? Скажи, DZIDZIO клевый?» (Смеется.) – «Да, – говорю, – Дима... Очень классный...» Кстати, из того всего подъема в монтаж ушло три секунды.
Но DZIDZIO действительно классный – никакой звездности я в нем не увидел.
– А как насчет Надежды Мейхер?
(Улыбается.) – Ну... в принципе, тоже нормально. Конечно, видно, когда человек – непрофессиональный актер. Хотя она перед съемками даже предлагала какие-то вещи к сценарию относительно своего персонажа – это вызывало уважение. Но у нас не так много сцен с ней было. Все актеры были замечательные как партнеры, как люди. Мне повезло.
– Эти съемки происходили еще до полномасштабного вторжения. А как было с работой после 24 февраля? Были мысли, как еще можно зарабатывать?
– Да никак. Были англоязычные проекты для YouTube, которые меня кормили. А еще FILM.UA снимали копродукцию с поляками «Дві сестри» – бешеный проект о двух сестрах-польках, которые приезжают в Украину спасать своего отца-волонтера. Режиссер-поляк Лукаш Карвовский сказал: «Я хочу снимать в Украине». И где-то в мае 22-го, когда русню только выгнали из Киевской области, мы начали готовиться. Весь фильм снимался на импровизации! Поскольку профессиональных людей в Киеве тогда почти не было, я на проекте был кастинг-директором, искал актеров. Нашкреб всех, кто был в Киеве и прошел пробы: в результате сыграли Ирма Витовская, Саша Рудинский, Сергей Лузановский, Виталина Библив. А потом Лукаш сказал: «Ты же нормальный актер, хорошо импровизируешь» – и дал мне еще и роль. Хотя я говорил, что не хочу.
– Почему?
– Да как-то... И кастинг-директор, и актер – как по мне, конфликт интересов. Но в результате сыграл. Лукаш – это просто пожар. Глаза горят, говорит: «Давай сворачивай сюда, в лесок» (а я играл таксиста). А там знаки «Мины». Но перед этим он сам сел в машину и проехал по этой дороге туда-сюда. Вылезает из машины: «Все нормально, мин нет!» Он вообще хотел поехать в Харьков, на Салтовку – в августе, когда по Салтовке еще били. Ему говорят: «Ты сдурел, что ли?» Слава богу, отказались от этой идеи.
– А еще же вы снялись в проекте «Перші дні»…
– Да. На кастинг меня пригласила кастинг-директор Ольга Савина, которая, кстати, работала и на «Дон Жуані». Я немного нервничал, потому что с Артемом Литвиненко никогда не работал. Да и вообще, когда долго не работаешь, сноровка исчезает. Надо было играть директора зоопарка. Пришел, Артем попросил: «Просто расскажи о себе. Как ты встретил войну? Сколько тебе лет?» Я рассказал. Он: «М-м-м... Давай попробуем». Я сделал сцену. Он: «Хорошо...» – «Может, будут какие-то поправки?» – «Нет, все нормально».
«Ну, – думаю, – это провал!» Обычно так говорят, когда ты вообще не попадаешь в персонажа и человек, который ценит время, просто не будет делать что-то дальше. Иду домой и думаю: «Господи, такая возможность была – раз в год во время войны что-то сыграть!..» Но потом таки позвонили: «Тебя утвердили». Тоже очень интересно было работать: и команда замечательная, и партнеры классные. И звери…
Не скажу, чтобы во время съемок меня что-то сильно тригерило: мы играли то, что в то время проживали. А вот сейчас, когда смотрел, в каких-то моментах мурашки по коже бежали: вспоминал, как начиналась война, и немного трясло.
– То есть мыслей, что индустрии капец, у вас не было?
– И были, и до сих пор есть. Мне кажется, мы сейчас в такой кризис попали! Потому что новые фильмы не снимаются, неизвестно, когда будут, а от Госкино каких-то движений нет. Ну будет телевидение, а фильмы... Те, что были на постпродакшене, еще выпустят, а потом у нас года два-три, наверное, ничего не будет.
– А не думали в какую-то другую сферу пойти?
– Да ну, сколько можно! Я вообще по образованию экономист, хотя им никогда не работал. Был сценаристом, а теперь актер. Еще раз менять профессию? Думаю, уже дойду в кино до конца – мы как-то это переживем, что-то придумаем. Все равно все мои варианты смены профессии как-то касаются кино, где денег нет.
– Кстати, вы в начале войны написали пост, что могли бы поехать работать за границу, но разгружаете колбаску с волонтерами…
– На самом деле я тогда как-то не думал о том, что выезжать нельзя. Да, ляпнул и в первые месяцы действительно вообще не думал о том, чтобы выезжать: попал в волонтерское движение, до лета помогал, пока были ресурсы и деньги. А потом думаю: «Ну надо же что-то зарабатывать. Может, за границу?» А выезжать нельзя...
– Можно же было запросить разрешение у Минкульта?
– Не. Я с этими людьми не дружу. Мне дважды отказывали: первый раз – когда у меня было приглашение в фильм из Британии. Вообще с выездами у нас – это как наркоту купить: «Эй, пс-ст, а как ты выезжал?» – «Сорян, ничего не скажу, не могу поделиться контактами...» А потом меня пригласил Берлинале как выпускника программы Berlinale Talants. Они написали: «Слава, мы все поддерживаем Украину и хотели бы, чтобы ты рассказал, что происходит, что делать, как помочь – у нас огромная аудитория». Но меня не выпустили. Я уже просто не знаю, что должно произойти, чтобы выпустили – я же вижу, что люди ездят. А Берлинале – это фестиваль класса А, огромная площадка, чтобы заявить об Украине. Нет! Сиди здесь! А я не люблю ходить, бить пороги, кланяться, доказывать, что я вернусь или еще что-то... У нас люди, которые ТАМ, любят, когда к ним такое отношение. А я не люблю. Я отправил запрос, отправил приглашение – что вам еще надо? Деньги принести? Ну скажите уже, я заплачу... Поэтому у меня отношение ко всем этим людям сами понимаете какое. Кинематографисты сейчас в такой, извините, жопе! Ну можно же было хотя бы не мешать, если не помогать. Я найду себе работу, покажу приглашение, но дайте поехать заработать! Потому что скоро мне надо будет открывать банку на помощь себе. Я же не прошу дать мне денег из фондов. Но если человек уже нашел себе работу, сделайте какой-то механизм, чтобы он имел возможность заработать.
– Сейчас российских актеров в украинском кинопространстве не осталось, но многие актеры вспоминают времена их экспансии в украинском кино как тотальное унижение.
– Да, это было тотальное унижение. Но я себе просто поставил цель это преодолеть и всем доказать, что чего-то стою. Впрочем, помню, какие они были высокомерные. Нам какие-то кости бросали, а их целовали во все места. Мне попадались в основном какие-то мразюки. Были некоторые актеры по крайней мере профессиональные. А были... Всегда вспоминаю сериал «Мавки», где снимался Андрей Чадов, брат более известного Алексея Чадова – я его называю «х…й Чадов». И в нашей совместной с ним сцене допроса, когда снимали мой крупный план, он просто... вышел из кадра. Текст за него бросала ассистентка. Я подумал: «Ого!» А на своем крупном плане он сидел в телефоне: поднимал голову, бросал текст и возвращался к телефону. Часто такое бывало. Режиссеры же тоже российские были. И вот они прибегают к русскому: «Сереженька, Сереженька, глазки свои покажи!» И ко мне: «Ну ты, б..., что ты ему сказать не даешь!» Тогда у меня не было смелости сказать: «Как ты со мной разговариваешь?» Я не знал: может, это нормально? Сейчас бы по-другому отреагировал. Когда я ходил на мастер-классы наших кастинг-директоров, мне говорили: «Вот, берите пример с российских актеров!» А ты потом приходишь на площадку и думаешь: «Что вы хотите, чтобы я от них взял? Хреновую игру? Вот это отношение?» Были среди них хорошие, а были такие, что я думал: «Как эти люди работают? Почему они такие деньги зарабатывают?» Потому что нам платили условно $100 долларов за съемочный день, а им – $3 тыс.
А если ты хотел получить главную роль, тебе говорили: «Ты не готов», «Ты немедийный», «На лицо свое посмотри», еще что-то. И когда сейчас все эти люди начинают переобуваться в прыжке... Мне очень весело за этим наблюдать.
– Вы в начале войны записали обращение к актерам-россиянам – кто-то отозвался?
– Нет. Меня просто удаляли из друзей те, кто еще был у меня в фейсбуке. Вначале мы же думали, что до них можно как-то достучаться, что им просто не говорят правду. А они оказались мудаками и ссыкунами. Кто-то просто молчал, кто-то откровенно поддерживал вторжение – а я помню, как эти люди обожали Киев, говорили: «Как здесь классно! У вас такие люди! Такая свобода! Просто балдежно!» А потом они ставят Z-ки на аву и говорят: «Вас надо от фашистов спасать». Это как-то в голову не влазит.
– А этот ваш проект «Загін довб...в» – это отчасти месть тем актерам?
– Нет, не месть. Конечно, я хочу их высмеять, показать на весь мир, что верить им нельзя и не надо. И да, в сценарии именно тех российских актеров и режиссеров я делал прототипами персонажей.
– Как вообще возникла идея этого фильма?
– 24 февраля 2022 года должен был быть мой съемочный день в сериале с российскими актерами и российским режиссером. А через несколько месяцев я встретил ассистентку по актерам из того проекта, и она рассказала, как они переживали вторжение своих. Спойлер: до усрачки перепугались! Понимали, что это русня, а не наши, бьет по Киеву. Боялись, что их убьют свои же ракеты, а еще думали, что мы всех русских, проверив паспорта, будем уничтожать. Закрылись в домах, где жили, боялись выйти... Их потом вывезли на границу с Молдовой, и они боялись из бусика выйти даже к ассистентке. Она говорит одному: «Выйди, поговорим» – «О чем поговорим?» Думал, она его выманит и убьет (смеется).
Я, еще работая сценаристом, пересекался с россиянами, и именно тогда понял, что это просто мразюки, а не люди. Может, мне везет на таких? Но думаю, что это у них просто в ДНК заложено. Когда я работал на продакшене при СТБ, мы делали с россиянами сериал «Адаптация» об американском шпионе, который приехал в «Газпром», – писали его как сценарная группа, а решение принимали на российском ТНТ.
И когда Россия отжала Крым и началось АТО, на ТНТ нам сказали: «Ой, а давайте в сценарий добавим «вежливых человечков», каких-то шуток про Крым...» Мы сказали: «Да идите в жопу!» Но у них там свои сценаристы есть, так они это все и добавили. А нам потом еще надо было ехать в Москву. Не понимаю, почему я не отказался! На границе думал, меня здесь и расстреляют. И когда мы с этими сценаристами сидели в кафе, один толкнул стакан, сок полился на бумажные салфетки, он смотрит на это пятно: «О-о! Как будто ДНР захватывает Украину!» И те: «Гы-гы!» Я думаю: «Ты дебил? Вам это смешно?» И это творческие люди, у которых теоретически должно быть больше критического мышления. Тогда я понял, что, какими бы хорошими они ни были, придет момент, когда в них проснется что-то подобное.
– Какова судьба «Загону довб…в»?
– Думали сначала снять пилот, но, возможно, снимем проект на английском. Это все равно двуязычная история: если русские будут говорить на украинском, будет какая-то неправда. А русский у нас сейчас нельзя показывать на ТВ. Думали податься на какие-то платформы, но у наших платформ нет столько денег для производства такого проекта. Ищем финансирование.
– Вы же делали краудфандинг?
– Да. Но в одной компании собрали тысяч 5–7, в другой – тысячи три. А суть Кикстартера в том, что ты собираешь либо все, либо ничего: если за два месяца не достиг цели, людям возвращаются их средства. Я открывал еще банку для донатов, но $50–60 тыс., нужные для пилота, на банке не насобираешь. Я эти средства использовал для подачи на сценарные конкурсы, фестивали – в одном, американском, мы даже до финала дошли.
Должен быть фарт, чтобы найти какого-то мецената, который бы сказал: «Вау, это классно! Я хочу просто помочь». Очень верю, что такое может произойти.
– А куда вы хотели его продавать?
– Разные варианты пробовали. Вот на Берлинале была женщина от немецкого Netflix – я сначала даже не знал, кто она. Использовал свои связи, говорю: «Вот такая у нас есть история». Ей так понравилось, что они взяли проект во внутренний питчинг компании. Женщина оказалась вице-президентом немецкого Netflix. После питчинга она сказала: «Мы не можем снимать такие истории, пока идет война». Типа – а что, если победит россия, а они сняли фильм о том, что россия плохая. Второе: «Мы не можем играть на национальных чертах» – типа, все русские плохие. Ну такая у меня была радикальная презентация – потом я немного сбавил градус.
А еще огромному британскому медиагиганту понравились идея и наш тизер. Они загорелись, а потом: «А, стоп, это же не на английском! Мы не можем инвестировать во что-то неанглоязычное – можем только купить». Поэтому думаю: если здесь это никому не нужно, сделаю «Отряд» на английском.
– Не могу не вспомнить замечательную историю о том, как в 2018-м вы снялись в Венгрии в сериале студии Paramount. Естественно, что после этого приходилось сравнивать условия у нас и «у них»…
– В 2018-м я только начинал свое актерство. Приезжал на площадку – съемки, обед, идешь на кейтеринг, и тебе говорят: «Массовке компот нельзя». И ты же не будешь: «Извините, я не массовка...» А там... Я туда залетел очень случайно. Но мне заплатили кучу денег! Относились ко мне как к королю, хотя у меня был малюсенький эпизод. Меня из Украины привезли в Австрию, из Австрии на машине в Венгрию. Все в департаменте знали, как меня зовут – у нас иногда режиссер до последнего этого не знает. Там, на какой бы позиции ты ни был, к тебе есть уважение, и тебе создают условия, чтобы ты выполнил свою работу идеально. Потому что так будет отличный результат, а люди нацелены на результат.
– Видели себя потом на экране?
– Да. Они часть вырезали, и у меня почти не осталось диалога. Но возможно, даже динамичнее стало. Я играл с актером, который снимался в сериале «Властелин колец», и мы все были на равных – не было такого, что он сейчас на авто поедет, а вы идите пешком. Не было: «Этот вагончик только для актеров класса А». Там есть вагончики даже для массовки. А наша бедная массовка в -20 сидит на стульчиках. Мне их так жалко! И не знаю, что делать, чтобы это как-то изменилось. Люди говорят, у нас бюджеты другие. Но я думаю, что не в бюджетах дело, а в отношении и профессионализме. Даже при маленьком бюджете можно создать достойные условия. А если нет бюджета – не делай этого. Или найди еще деньги, но сделай условия. Но у нас: «Давайте быстро!» Того нет, этого нет, времени переснимать нет…
Когда я приехал из Америки, где учился в академии, из Венгрии после съемок, говорил: «А давайте так!» Меня кто-то поддерживал, а кто-то возненавидел: приехал какой-то чувак-никто и начинает рассказывать, как там в Америках и Европах. «Слава, делай свое актерское дело, что ты начинаешь, не лезь в то, что тебя не касается!»
Я постоянно хожу в кино. И в этом году заметил, что на титрах любого хорошего фильма у меня ком в горле – просто от ощущения, что я в таком уже никогда не снимусь.
– Ну а вдруг? Вот мы победим, и к нам зайдут с инвестициями, с режиссерами, привезут сюда Голливуд…
– Я бы хотел в это верить, но... Это же о подходе к производству. У нас он другой. У нас большинство хочет заработать на производстве, а не на прокате. Еще и откаты просто бешеные! Когда заявлен бюджет в 30 млн, до производителя доходит 50–70%. А все заявлено. Конечно, начинается экономия на всем, и хромает качество. Даже если у нас будут маленькие бюджеты, но они будут идти куда надо, будет хорошо. У нас клевые актеры, клевые режиссеры – ну сценарии немного хромают. Сценаристы у нас тоже классные, но у них заказы такие же, как и раньше. Недавно был минкультовский сериальный питчинг. И на нем было все то же говно, которое мы снимали – тяжелая женская судьба и т. д., только туда приплели немного войны. А все остальное осталось тем же: те же конченые диалоги, алогизмы... Ну есть же возможность – давайте же делать что-то классное! Если мы этот шанс упустим, не знаю, когда еще такой будет. И когда потом приедут иностранцы, они посмотрят на это все и скажут: «Нет, чуваки, мы лучше в Польшу поедем».
– Кстати, насколько ваше сценарное прошлое можно считать прошлым? Не тянется рука иногда подправить сценарий фильма, где снимаетесь?
– Есть такое. Ну вот «Дон Жуана» я помогал писать, потому что Оксана Гриценко, сценаристка и автор пьесы, с Витей Бутко пьесу адаптировала, но все равно там остались театральная драматургия, темп, кое-чего не хватало. И поскольку времени до начала съемок было мало, я пытался помочь. Дмитрий Минзянов сказал: «Хочешь – делай, но в рамках тех локаций, которые уже прописаны». Поэтому там было не разогнаться, но мы попробовали.
– А что за проект ваш участвовал в «Сценарном «Оскаре»?
– Это мой полнометражный фильм. Я написал в 2020 году во время ковида англоязычный сценарий фильма Oscared'24. Потому что понял почти в начале актерской карьеры: если тебя не снимают – напиши что-то свое и сними. Так снял свою короткометражку Immigrant Holdem, и она была достаточно успешной. И я понял: «Это работает. У меня всегда будет какой-то запасной ход». Писать у меня получается, играть получается, почему нет? У меня негеройская внешность, чтобы меня всегда звали – и это выход для моего типажа. И вот я написал сценарий фильма: там в третьем акте должен был сниматься Кевин Спейси. Он как раз тогда был закенселен, и я подумал: «Вот я его сейчас вытащу!» Там как раз история про кенселинг. Но я никак не мог с ним связаться – не нашел выходов. Если найду и Спейси скажет «нет», буду переписывать, а если согласится…
– Подытоживая вашу актерскую историю – так ли уж необходимо то академическое актерское образование? Вы вообще чувствовали его недостаток?
– Ну я же не совсем с улицы пришел, просто очень поздно начал, в 29 или 30 – в Карпенко не берут в таком возрасте. Да я и не очень туда хотел, потому что там к кино не готовят, как мне рассказывали. Поэтому сначала на три месяца поехал в Америку, потом учился в Украинской киношколе на FILM.UA – замечательные у меня преподаватели были! На мастер-классы ходил.
Поэтому я не то что чувствовал недостаток образования – просто у нас все спрашивают: «А у тебя есть диплом Карпенко?» – «Нет». – «Пока». И это не шутки. Я помню, у меня уже ролей десять было, и мне пишет кастинг-директор: «Хотим попробовать тебя в эпизод на полицейского». А потом говорит: «Отмена – режиссер говорит, что у тебя нет государственного образования». Причем там была роль типа «К вам пришли». Зачем для нее образование? И как раз в тот день мне прилетели пробы от американцев на антагониста Джеймса Бонда: они тогда искали, кем его сделать – может, айтишником?
– Скажите теперь честно: Станиславский – бро или не бро?
– Я не знаю. Я не играю по какой-то одной определенной системе, потому что беру что-то из разных техник, систем. Но не могу сказать, что это что-то бездарное – это определенная база, на которой можно играть и играть классно. Потому что уже очень много разных подходов существует. Вот Дэниел Дэй Льюис играет, как у них говорят, по «методу». А Рассел Кроу на вопрос, играет ли он по системе Станиславского, ответил: «Я играю по системе Рассела Кроу». А возможно, я не знаю, что когда играю определенным образом, то играю по Станиславскому, Михаилу Чехову или Герману Чехославскому?
– К бешеной популярности уже приготовились?
– Честно говоря, не верю в свою популярность после этого фильма: у нас в стране популярность актерам дает что-то другое – блогерство, ТВ и т. д.
Очень стремно, как отреагирует общество, особенно из-за медийных лиц. Скажут: «А-а, ясно! Война идет, а они это говно про Жашков снимают» – никто же не поинтересуется, когда его сняли. А я такой человек, что, если кто-то будет идти мимо и скажет: «Жашков» – это дерьмо», я подорвусь: «Секунду, а что вам не понравилось? А почему?»
Возвращаясь к популярности – я очень боюсь этого внимания. Мне очень хочется, чтобы знали, что есть я – хороший актер. Но когда друзья зовут на премьеру, я пойду, но всегда стану где-то в углу. Чует мое сердце, на премьере «Дон Жуана» сделаю так же – где-то спрячусь. Я не знаю, что с этим делать. Может, я какой-то неправильный актер?