Уже более года весь мир переосмысливает отношение к русской культуре, постепенно осознавая, что она, как и все, что производит россия, является носителем нездоровых нарративов. Яркий пример – прошлогоднее выступление так называемого либерала Кирилла Серебренникова в Каннах, где он лоббировал снятие санкций с олигарха Романа Абрамовича, приближенного к диктатору путину. Но, к сожалению, многие европейцы до сих пор не отказывают себе в исследовании «загадочной русской души» через литературу, балет или кино, даже несмотря на пропагандистскую составляющую.
Украинский институт добровольно взял на себя роль просветителя: его программы не только популяризируют украинскую культуру за рубежом, но и разъясняют организаторам крупных ивентов, почему не стоит приглашать представителей русской культуры. В преддверии начала Каннского кинорынка мы поговорили с руководительницей направления «Кино» в Украинском институте Наталией Мовшович о подготовке к Marché du film, а также о том, ожидают ли украинское кино за рубежом, почему так трудно добиться бойкота российской культуры в мире и как найти в Украине деньги для финансирования киноиндустрии.
– Наталия, с последнего нашего разговора, когда мы обсуждали итоги работы по состоянию на третий месяц полномасштабной войны, прошел год. Что за это время изменилось в контексте борьбы украинцев в культурной сфере?
– Сейчас я ощущаю от индустрии общую сильную усталость и разочарование. Во многих вопросах мы все еще сталкиваемся с непониманием, нежеланием пойти нам навстречу — отказаться от российского контента и сотудничества с так называемыми оппозиционерами. Бойкоты украинскими кинематографистами фестивалей приводят к тому, что там присутствуют российские фильмы и отсутствуют украинские. Но я не хочу говорить, что у нас совсем не было успехов. В прошлом году работали со многими фестивалями и их индустриальніми платформами: Канны (Франция), Шеффилд и Эдинбург (Великобритания), Палич (Сербия), Сараево (Босния и Герцеговина), Торонто (Канада), Сан-Себастьян (Испания), Лейпциг (Германия), Nordisk Panorama (Швеция) и т. д. И каждому нашему проекту предшествовал разговор с иностранными партнерами: будут ли там россияне. Часто это были неприятные и трудные разговоры. Но, например, мы получили письмо от программного директора кинофестиваля в Бильбао (Страна Басков, Испания), что в программе российских представителей и участников не будет, потому что это бы означало поток средств из Европы в рф, а также предоставление платформы российским голосам. Более того, учитывая все, что было сказано украинскими кинематографистами о Сергее Лознице в течение года, они не рассматривали его свежие работы. К тому же, они пригласили Агнешку Холланд как почетную гостью: не только из-за весомого кинонаследия, но и за ее артикулированную поддержку Украины.
В прошлом было много возможностей, и мы должны были просто успевать их использовать. Украинские ленты были представлены на большинстве мировых площадок, больших и маленьких, это было их звездное время. В течение нескольких лет до полномасштабного вторжения наращивался интерес зарубежного сообщества к украинской индустрии, и эти фильмы ждали. Но российская империя веками вкладывала средства и ресурсы, выращивая агентов русского кино. И побороть последствия этого долгостроя за год, к сожалению, невозможно. Многие люди, получавшие деньги от россии, продолжают лоббировать ее кино.
– Недавно директор Украинской киноакадемии Анна Мачух заметила, что в прошлом году многие двери были открыты, но сейчас они начали закрываться. Есть ли у вас подобное ощущение?
– Мне кажется, что одна дверь закрывается, но много новых открывается. На Берлинале украинская индустрия была широко представлена разными форматами. Нам удалось открыть свой филиал в Германии с помощью гранта от Open society foundation и ресурса Goethe-Institut. Продолжилась программа для украинских кинематографистов от Netflix. Путь ко многим инициативам прокладывают сами украинцы, уже как-то причастные к этому. Каннский кинорынок, как и в прошлом году, предоставил бесплатные аккредитации и поддержал участие украинцев в нескольких профессиональных программах. В этом большая заслуга руководительницы программ Marche du Film – украинки Александры Захарченко. Если бы она не лоббировала так сильно этот процесс, возможно возможностей и поддержки было бы меньше.
– Вы отметили, что удалось открыть представительство Украинского института в Германии. Расскажите о миссии этого филиала.
– Открытие представительств заложено в нашу стратегию на ближайшие годы: прежде всего в Германии, Польше и Франции, это важные для нас страны. Но существуют определенные бюрократические препятствия для их открытия. В Германии представительство открылось только в конце марта, продолжается стратегирование, планирование. В перспективе филиал переберет на себя все мероприятия, которые мы планировали в Германии. За это время в разрезе направления «Кіно» у нас уже был проект: на goEast Film Festival в Висбадене прошла панельная дискуссия UKRAINEXPLOITATION – об этичности съемок иностранными специалистами на территории Украины пво время боевых действий и их сотрудничества с украинскими коллегами.
– Изменилось ли за этот год отношение иностранцев к украинскому кино?
– У меня был интересный опыт на дискуссии «Работая во время войны» в рамках мероприятия, проходившего параллельно с Берлинале. Немка, которая не очень разбиралась в украинском кино, спросила, не боюсь ли я, что все перестанут смотреть наши фильмы, когда спадет внимание к Украине. До этого она просмотрела ленту Алисы Коваленко «Ми ніколи не згаснемо» и была искренне удивлена, какое это хорошее кино. Я поняла, что в ее голове показ украинского кино – это все еще определенная квота и что-то вроде корпоративной социальной ответственности европейцев перед Украиной.
К сожалению, многие иностранцы, как эта немка, открыли для себя украинскую культуру, украинское кино благодаря войне. Они поняли, что это часть европейской истории и культуры, и с удивлением, как эта немка, узнали, что всемирно известные Дзига Вертов или Николай Леонтович, автор «Щедрика» – украинцы. Они все это открывают, и потом Украина остается на ментальной карте – стереть это невозможно. То есть война помогла нам получить этот фокус. Однако, если не будет внутренне решен вопрос финансирования киноотрасли, нас просто ждет стагнация. Это проблема, с которой мы столкнемся и в Украинском институте, поскольку экспортируем продукт, а не производим его. Нам просто нечего будет презентовать.
– В этом году Украинский институт обеспечит участие украинцев в программах Producers Network и Cannes Docs: отобраны пять продюсеров и ряд документальных проектов. Расскажите об отборе и самом сотрудничестве подробнее.
– Большинство грантов и программ в прошлом году были направлены на опытных продюсеров, уже имеющих определенные связи. Но есть потребность воспитывать новые кадры, давать возможности новым лицам, чтобы индустрия продолжала развиваться. Поэтому мы договорились с Каннским кинорынком, что в этом году будем отбирать начинающих продюсеров. В рамках открытого колла поступило 25 заявок. Касательно персоналий самих продюсеров и их проектов в разработке нам нужно было выдержать баланс документального и игрового кино, а также гендерный. Поэтому согласно разным критериям мы выбрали эту пятерку продюсеров: Андрей Котляр, Карина Костина, Дмитрий Суханов, Ольга Матат и Злата Ефименко. У них не планируется отдельного фокусного дня с презентационным видео, как это происходило в прошлом году, однако украинская делегация будет подсвечена во всех коммуникационных материалах и примет участие в мероприятиях программы.
В целом программа Producers Network создана для нетворкинга. Там каждый день будут проходить круглые столы с представителями международного киносообщества: отборщиками, дистрибуторами, сейлзами и т. д. Украинцы смогут за эти столы сесть, провести короткие питчи – и таким образом заинтересовать потенциальных партнеров. В прошлом году продюсеры так находили партнерства и попадали в программы международных фестивалей.
Вдобавок к этому мы продолжили сотрудничество с Cannes Docs, но в другом формате – Spotlighted Projects. Мы также объявили отбор (около 30 проектов подалось) и выбрали пятерку лучших, из которой Канны должны были выбрать один проект, но колебались между двумя: «Татова колискова» (Dad's Lullaby) режиссера Леси Дяк и «Тиха повінь» (Silent Flood) режиссера Дмитрия Сухолиткого-Собчука. В конце концов, к участию выбрали оба, тем более продюсер второго фильма Карина Костина примет участие в Producers Network. Понимая также, что Канны — довольно дорогое удовольствие даже с бесплатными аккредитациями, мы обратились во Французский институт и Гетеборгский фонд: они согласились поддержать финансово поездки кинематографистов на кинорынок.
Третий проект, к которому мы присоединились, – это питчинг-сессия в рамках Каннского кинорынка. Десять украинских проектов на стадии девелопмента, выбранных международными партнерами, будут представлены 22 мая. Это «Антонівка» Катерины Горностай, «Архів. Коробка №64» Евы Джишиашвили, «Вакуум» Елизаветы Смит, «Вєра» Марины Степанской, «Грьобана чутливість» Татьяны Симон, «Матір» Алины Маточкиной, «Особливе ставлення» Антонио Лукича, «Сезон жіночих самогубств» Анастасии Грубой, «Спадок» Станислава Битюцкого и Ukraine is the capital of everything! Тони Ноябревой.
– На каких стадиях находятся проекты, с которыми продюсеры едут на Producers Network и Cannes Docs?
– В рамках Cannes Docs важно, чтобы проекты были уже на довольно продвинутой стадии или близки к своему завершению. Producers Network – программа о персоналиях, поэтому мы выбирали больше по качествам продюсеров. У них нет прописанного плана, с активностями под них: нужно просто идти и «выгрызать» себе контакты, хватать за руки нужных людей. Поэтому знание английского тоже было очень важным, как и личная мотивация. Конечно, у большинства продюсеров сейчас в разработке документальные проекты, по очевидным причинам. Но например, Дмитрий Суханов работает над игровым кино Honeymoon, которое до этого было представлено в индустриальной секции When East Meets West | Trieste. Лента находится на стадии раннего девелопмента. У Ольги Матат также есть игровые проекты на стадии девелопмента: полный и короткий метр, сериал. Андрей Котляр, кроме документального фильма объединения «Вавилон'13» о большой войне (стадия позднего постпродакшена), будет искать партнеров для гибридной детской анимации.
– Продолжают ли организаторы международных фестивалей брать на себя «миротворческую миссию», например ставя украинцев и россиян рядом в программах?
– В контексте Каннского кинорынка трудно сказать, ведь здесь на высокой должности работает украинка, которая вряд ли такое бы допустила. Хотя на Каннский кинорынок аккредитованы российские СМИ (некоторые под «балтийским» прикрытием), и я уверена, там будет множество российских дистрибуторов, до сих пор продолжающих покупать у студий фильмы на «территорию СНГ».
Могу рассказать о Берлинале, который меня несколько вывел из равновесия. На одном из событий за несколько дней до годовщины полномасштабного вторжения меня спросили, почему мы не сотрудничаем с оппозиционными российскими и белорусскими деятелями кино. В ответ я просто попросила назвать, о ком идет речь. На что модератор сказала, что не знает фамилий. Вот и я согласилась, что не знаю, о ком она.
На той же дискуссии довольно уважаемые люди, директора больших каналов говорили о том, что важен диалог. Сравнивали нашу войну с историей отношений Франции и Германии. И конечно, звучали тезисы, что не все россияне плохие, есть люди, не поддерживающие войну.
Я всегда привожу пример: когда вы видите, что кто-то насилует женщину на улице, вы не спрашиваете у насильника, почему он это делает. Вы прекращаете акт насилия, а затем в суде, когда жертва в безопасности, ему можно предоставить слово. К сожалению, не все понимают эту аналогию и продолжают говорить о диалоге с россией.
Канны, Берлинале и другие фестивали категории А переживают концептуальный кризис: они не могут адаптироваться под новые мировые реалии из-за собственного консерватизма, на котором держится их престижность. Чтобы вписать Украину так, как нам это нужно, они должны придумать целый новый механизм, и они просто не хотят этого делать. Это некомфортно, на это нужен ресурс. Это должно быть продиктовано еще какими-либо целями, стратегией.
– Украинский институт провел первый в этом году конкурс proMOTION, реализующийся вместе с Eurimages. Уменьшилось ли количество претендентов (учитывая, что сейчас выпускается гораздо меньше кино) и как проходит отбор?
– В прошлом году Eurimages финансово поддержал два проекта в рамках proMOTION, и мы договорились о сотрудничестве на 2023-й. В процессе подачи предложения фонду мы решили немного переформатировать программу: сделали три конкурсных отбора. Это логичнее: когда фильмы знают, что у них вскоре премьера, они обращаются к нам за деньгами на продвижение. Если год разделить на три части, это будет по четыре месяца, в рамках которых проходят определенные международные фестивали. И поскольку раньше мы пропускали период с января по апрель из-за годового бюджетирования, в этом году мы сможем провести отбор в декабре и поддержать премьеры лент в 2024-м на фестивалях «Санденс», Берлинале, в Роттердаме и т. д. Еще одно изменение в программе – в этом году появились международные эксперты: один от Eurimages, еще один – внешний, от European Film Promotion.
В этот раз мы получили около 13 заявок (в прошлом году, например, было 18, но на весь год), технический отбор прошли десять из них. Интересно, что большинство – это игровые фильмы, причем некоторые сняты в прошлом году. В этом году мы не принимали короткометражки – это было условием Eurimages. Эксперты оценивали художественное качество фильма, международный потенциал, стратегию, смотрели на наличие приглашений от международных фестивалей.
Максимум мы могли поддержать четыре фильма. И в конце концов выбрали два проекта, за которые все проголосовали. Это «Ми не згаснемо» Алисы Коваленко и «Ля Палісіада» Филиппа Сотниченко, которые получат по 8 тыс. евро на промо за границей.
– Кто имеет решающее слово в отборе победителей – представители Eurimages или все же украинская сторона?
– Мне было важно, чтобы наши иностранные эксперты (Сюзанне Дэвис из European Film Promotion и Серхио Гарсия де Леанис из Eurimages) предоставили фидбэк по международному потенциалу лент: мы выходим к европейской аудитории и нам нужно знать, на что есть запрос. Эксперты были приятно удивлены качеством картин, разнообразием тем, жанров и историй, которые цепляют, – и это приятно слышать.
Это приятно слышать. На четвертый год программы [proMOTION] я вижу, как начинается ожесточенная борьба: если раньше это были плюс-минус очевидные победители, то сейчас уже есть о чем подискутировать.
– Есть ли обязательный перечень промоактивностей, на которые продюсеры могут тратить деньги в рамках proMOTION?
– Да, есть четкий перечень допустимых расходов. Речь идет о всех возможных активностях по продвижению: разработка стратегий продвижения, создание материалов (англоязычных текстов, международных трейлеров и постеров), работа с публицистами, диджитал-маркетинг и т. д. Кандидаты предоставляют также смету, которая должна быть релевантна промотратегии, иллюстрировать, как именно будут использоваться средства, чтобы достичь поставленных целей. Эта программа, например, не покрывает кинематографистам тревел-средства во время выездов на фестивали.
– В нашей индустрии часто говорят, что западный зритель не хочет видеть украинское кино о войне, но в то же время в киноотрасли процветает «военный туризм». А к какому мнению склоняетесь вы?
– В индустрии действительно существует разноголосица: некоторые люди воспринимают кино как искусство, другие – как развлекательный продукт. И это разные лагеря. Украинский институт работает с первым лагерем, поскольку мы культурное учреждение, мы – о смыслах и построении культурных связей, поэтому делаем ставку на авторское кино. Что, впрочем, не мешает нам интегрировать продюсеров, работающих с коммерческими проектами и предоставлять им возможности. Отрасль развивается с разных сторон, но авторское кино, по моему мнению, является базой, в которую нужно вкладывать деньги. Авторское кино помогает нам рассказывать о своей идентичности за границей и вписывать наши истории в мировой контекст. То есть эти фильмы ставят нас на ментальную карту европейцев: так работает искусство, особенно кино – как наиболее доступный большим аудиториям вид.
В прошлом году я часто слышала от иностранных партнеров: «А можно что-нибудь не о войне? А давайте что-то, что было снято раньше». Приходилось объяснять, что развитие современного кинематографа начало набирать обороты в 2014 году, когда война уже была. И даже в фильмах, не говорящих о войне как основной теме, она есть где-то на бэкграунде. Мы говорим об авторском кино – следовательно, о творцах. Они интерпретируют реальность, переваривают ее, рефлексируют на современные события и их предпосылки, выдавая то, что их интересует и волнует. А мы восемь лет жили в условиях войны и оккупации территорий, это задело всех в той или иной степени.
Здесь хочу привести один пример. В прошлом году мы показывали украинские фильмы на кинофестивале в Северной Ирландии, в Белфасте, в рамках месяца украинского кино на фестивалях Великобритании. В программе были «Люксембург, Люксембург», «Памфір», «Клондайк», а также две классические ленты: «Тіні забутих предків» Параджанова и «Короткие встречи» Муратовой. Программер фестиваля на представлении «Люксембурга» Лукича сказала, что они в Соединенном Королевстве видят только военную картинку на экране. И важно показать зрителям другую Украину.
– Еще один тезис звучит так: в зарубежном мире кино никто нас не ждет, поскольку конкуренция и так достаточно высока. Что вы думаете по этому поводу?
– Я убеждена, что у нас есть международный потенциал и талант, мы гибкие, умеем работать. Но конечно, без борьбы ничего не будет. Контента в мире действительно производится очень много – оттого мы и делаем эти программы для нетворкинга. К сожалению, сделать хороший фильм недостаточно: надо обратить на него внимание нужных людей, чтобы они знали о тебе. Это большая работа продюсеров – системное, долговременное промо.
Я пока не уверена, насколько мы можем это делать с массовым продуктом, потому что там чрезвычайно высокая планка. Но я точно знаю, что сейчас мы реально можем конкурировать с авторским кино.
– Есть ли у Украинского института долгосрочная стратегия развития и поддержки украинского кино на случай, если война не закончится так скоро, как прогнозируют некоторые чиновники и политики? Или в таких условиях кино будет «не ко времени»?
– Даже если война закончится в этом году, дальше будет сложнее. Когда перестанут гибнуть люди и закончатся боевые действия, праздник не наступит. Потому что Украина измотана, инфраструктура разрушена, произошел отток кадров. Нас сейчас ждет стратегическая сессия на ближайшие годы, и я пока нахожусь в процессе переосмысления произошедшего за прошлый год. Есть проекты, которые сработали, а какие-то – нет. И сейчас я пытаюсь ретроспективно это проанализировать, чтобы предложить партнерам форматы, что будут работать в долгосрочной перспективе. Сегодня очень трудно загадывать на годы вперед, поэтому наш горизонт планирования пока невелик. Хотя в Украинском институте еще со времен пандемии есть план А, Б, В, Г, Д... На разные случаи.Впрочем, уже давно нужно объяснять, что только системная поддержка в течение ближайших лет может спасти украинскую киноиндустрию, без которой европейская много потеряет.
– Есть ли шанс, что отечественные госорганы возобновят хотя бы частичное финансирование индустрии? Или нужно ждать завершения войны?
– Я думаю, шанс есть и возможности тоже есть. На это нужна политическая воля и квалифицированные кадры. Надо пересмотреть, на что тратится ресурс. Для этого необходимо понимание международного контекста, нужно прислушиваться к индустрии, включать ее в процесс принятия решений. Нужна общая государственная политика в сфере кинематографии, с привлечением всех институций, в частности Украинского института. Чтобы происходил диалог. Хочется надеяться, что под общественным давлением это изменится в ближайшее время. Действительно необходимо, чтобы контент продолжал производиться, иначе мы останемся без продукта, и вся наша деятельность сойдет на нет.
