Последние месяцы режиссер Юлия Гонтарук все дни и ночи проводит в монтажной – офисе недалеко от Золотых ворот. Здесь она работает над проектом «Залізна сотня», рассказывающем историю трех добровольцев-ветеранов, которые демобилизовались с войны на Востоке Украины в 2015–2017 годах, вернулись к гражданской жизни, но вынуждены снова идти на войну в 2022-м. Гонтарук создает этот проект уже девять лет и планирует выпустить в прокат в этом году. Кстати, режиссером монтажа «Залізної сотні» выступает Роман Любый, в прошлом году выпустивший на экраны документальную ленту «Залізні метелики».
Юлия Гонтарук, как и Роман, участница «Вавилон'13» – украинского неформального кинообъединения по производству документального кино. Собственно «монтажка» режиссера находится в офисе «Вавилон'13». Именно здесь мы и встретились накануне второй годовщины полномасштабного вторжения россии в Украину. Перед интервью режиссер любезно провела нам небольшую экскурсию по своему рабочему пространству.
В центре небольшой комнаты – таймлайн фильма и открытый проект. «Залізна сотня» – настолько масштабная лента фильм, что на стене изображен только второй акт
«Это самая смешная награда. Международный Мариупольский кинофестиваль вручил мне хрустальную вазу. Я считаю, это топ», – делится режиссер
На верхней полке стоят шлемы, которые носили участники «Вавилон'13» во время Майдана в 2014 году. Тогда собственно и зародился «Вавилон'13»
Один из тех редких дней, когда почти вся команда «Вавилон'13» в сборе (включая домашних любимцев). Грех не запечатлеть такой момент
После импровизированной экскурсии мы поговорили с Юлией Гонтарук о фильме «Залізна сотня» и других текущих проектах, о мечте снять комедию и о секретах борьбы с выгоранием во время долгой работы.
– Мы с вами говорили приблизительно полтора года назад, когда полномасштабное вторжение длилось всего несколько месяцев. Как за это время изменилось восприятие этой войны?
– После аннексии Крыма я одна из первых в «Вавилон'13» поехала снимать на восток, на фронт, поэтому мне, как и большинству причастных к войне людей, было понятно, что полномасштабное вторжение произойдет. Конечно, ты никогда к этому полностью не готов. Я сама в определенный момент решила записаться в ТрО. За два дня до 24 февраля я пошла в военкомат, спросила, кем могу быть, – мне ответили: или телерадиокоммуникационщиком, или стрелком. И что я буду или на кухне работать, или мосты охранять. Я спросила, могу ли быть военным корреспондентом, ведь у меня есть опыт работы в условиях боевых действий. Мне сказали, что нет.
Я подумала, что, пожалуй, более полезно будет заниматься тем, что я умею: ездить на позиции и снимать, как эту русню убивают и защищают наши территории. Это может дать больший эффект, так как у нас и информационная война. Я эвакуировала материалы «Залізної сотні» во Львов, где вместе с друзьями создала своеобразный филиал «Вавилона».
Эта война отличается от войны 2015 года – ее чувствуют уже все украинцы. Я же в большей степени сейчас нахожусь в «монтажке», так как мне нужно заканчивать свой большой проект.
– Сколько проектов у вас сейчас в работе?
– Есть главный проект, «Залізна сотня», на этапе финализации. Также два документальных проекта: «Фортеця Маріуполь» и «Покоління війна». И игровой фильм «АЗС», тоже на тему войны. Всего четыре проекта.
– В цикле короткометражных фильмов «Фортеця Маріуполь» о пленных военных с «Азовстали» на сегодня опубликовано восемь серий («Інтро», «Кірт», «Орест», «Останній день на Азовсталі», «Барс», «Бродяга», «Нава», «Саймон»). Сколько эпизодов еще планируете выпустить?
– Мы получили финансирование Украинского культурного фонда, благодаря чему сделали четыре серии. Четвертую не выпустили, так как один из героев до сих пор в плену. Есть еще звонки [с «Азовстали»] – уникальная хроника, которую хочется отдать людям. Я даже думала перевести эти разговоры в печатный формат, потому что там были интервью по три часа.
Сначала мне нужно дождаться тех героев, которые еще в плену. «Фортеця Маріуполь» построена на том, что у меня есть материалы, снятые с героями в 2015 году, и есть мои видеоколы к героям на «Азовстали». Это микс из современных съемок, предыдущих и с периода на «Азовстали». Сейчас я подала на [грант] УКФ еще несколько серий о людях с инклюзией. Там разные герои: один с ампутацией, есть серия про Хресну, пожилую женщину-медика, которая в 70 лет попала в плен.
Я бы точно планировала сделать еще пять серий, а дальше будет видно. Я руководствуюсь тем, что сейчас это важно и актуально. Как только мы поймем, что все пленные вернулись, видимо, уже не будет необходимости делать это прямо сейчас.
– Ищете ли вы дополнительное финансирование на этот проект?
– Именно на цикл «Фортеця Маріуполь» мы не искали средств нигде, кроме УКФ. У меня был проект полнометражного документального фильма об обороне Мариуполя, который перерос в проект под названием «Покоління війна». Туда входит и «Азовсталь», и оборона Мариуполя. Это о поколении людей, лучшие годы которых забрала война. С 2014 года они воевали, пережили «Азовсталь», пережили плен, вернулись из плена и сейчас снова вернулись на войну. И если у меня есть возможность говорить об этих молодых украинцах, то мне хотелось бы сделать что-то интересное. То есть «Фортеця Маріуполь» как документальный фильм об обороне Мариуполя перерос в проект под названием «Покоління війна».
– На каком этапе производства сейчас находится проект «Покоління війна»?
– На этапе девелопмента. Еще в 2019 году я подавала этот проект на УКФ, думала сделать веб-док о поколении добровольцев. Тогда проект не пропустили, потому что это «Азов» – мол, российская пропаганда их нацистами делает. Все эти годы я вместе с «Азовом» переживаю, что из-за этого есть сложности с поиском финансирования.
Западные фестивали до сих пор боятся брать фильмы с героями-азовцами. Пропаганда нашего врага настолько сильно работает, что, к сожалению, влияет и на сектор культуры. Одно дело, когда это европейский фонд, другое – когда это УКФ. И внутри нашего государственного фонда есть один эксперт, который занижает оценки и пишет в комментариях российский нарратив. Словом, мы писали официальное письмо с предложением обратиться в Службу безопасности Украины, поскольку не может быть в государственном фонде откровенный сепаратист... Жаль, что мы не получили тогда финансирование и не смогли поехать снимать. Как раз в это время «Азов» начал становиться действительно серьезным, профессиональным подразделением, и мне жаль, что этот момент, когда все ребята возмужали, я пропустила. Примерно пять лет я их не снимала. А потом началась полномасштабка, и они все оказались в кольце.
Это стало началом цикла «Фортеця Маріуполь». Но я подумала, что «Фортеця Маріуполь» – это часть чего-то большего. Миссия проекта также показать, что война началась гораздо раньше, чем 24 февраля 2022 года. Многие ребята посвятили лучшие годы защите нашего дома. И оборона Мариуполя, и «Азовсталь» будут одной из важных частей проекта. Возможно, даже кульминацией. Поэтому мы говорим об этом как о трилогии. Есть первый проект – «Залізна сотня», есть документальный цикл «Фортеця Маріуполь» и есть фильм «Покоління війна». Сейчас я еще продумываю концепцию проекта, но это должен быть классный большой фильм.
– Каким в итоге получился бюджет «Фортеці Маріуполь»?
– Сложно посчитать точный бюджет. Первые серии мы вообще делали на волонтерских началах, а сейчас все работают за маленькие деньги. Это некоммерческий проект. Все просто относятся к этому так, что надо говорить о пленных, и люди соглашаются снимать или за маленькие деньги, или бесплатно.
– Была ли заинтересованность со стороны иностранных телеканалов или марафона «Єдині новини» этим проектом?
– За рубежом было много показов: и телевизионные, и более серьезные – например, в Женеве, где было 40 послов, представители НАТО.
Сейчас ведутся переговоры о показе с двумя украинскими телеканалами, но еще нет договоренности. Это связано с тем, что тема военная и определенные вещи показывать нельзя. У нас был уже частичный показ на Общественном – первые серии цикла с видеоколлами, когда ребята еще находились в плену. Военное телевидение также к нам обращалось, мы давали материалы для показа.
– Чуть больше года назад состоялся последний большой обмен пленными с «Азовстали». Что вы чувствовали, когда были освобождены в том числе и герои ваших видео?
– Это просто невероятные ощущения. В прошлом году я была в Риге, монтировала, когда произошел тот большой обмен с пленными «Азовстали». Могла ли я что-то монтировать? Я взяла билеты и сразу приехала в Киев. Самое главное, что люди живы – это главная цель нашего цикла: говорить о них, вытащить их оттуда. И когда они выходят – это лучшее, что может быть. Я постоянно в контакте с женами, родственниками, родными. И даже когда их спрашиваю, что было сложнее, ждать с «Азовстали» или из плена, они говорят, что из плена труднее, ведь ты вообще ничего не знаешь. Мало известий от них. А потом им еще нужно пройти путь принятия нового человека, потому что люди меняются после плена. Сейчас «азовцев» не обменивают. Это больно и страшно, что с ними там сейчас. Поэтому нужно максимально делать огласку о возвращении бойцов домой.
– Смотрели ли герои «Фортецю Маріуполь»? Как реагировали?
– «Саймон», например, был в восторге. «Барс», находясь в плену, сказал не закрывать видео с ним, это была его принципиальная позиция. Он прямо говорил, что убивал врага на войне, и за это его там, в плену, уважали даже россияне. Хотя другие, кто был в плену, просили закрыть видео с ними... Не только военные, но и родные смотрят. Для многих эти фильмы очень важны, ведь это память, которая останется.
– Вернемся к фильму «Залізна сотня». Вы работаете над проектом много лет – где сейчас находятся его главные герои?
– Скажу так: они живы. Не все здоровы, получили ранения, но продолжают защищать Украину. За эти девять лет съемок мы с ними стали как родственники, хотя сейчас не держим такой тесный контакт, поскольку я нахожусь в монтаже.
Фильм выйдет в этом году, и он очень непростой. Когда я его начинала, не думала, что будет так сложно и придется так глубоко копать.
– Ранее вы упоминали, что у проекта уже есть копродюсеры. Можете их назвать и рассказать, как распределяются права на ленту?
– Это копродюсеры из Латвии и из Словакии. Поиск финансов также был долгим: у нас есть деньги Госкино, есть собственные средства, вложенные в кино, и копродакшен.
С 2015 года, когда мы начинали проект, бюджет вырос примерно в четыре раза. Госкино поддерживало первые два года съемок, а дальше проект развивался за счет моих собственных средств и при помощи международных партнеров. Международные партнеры претендуют на права ленты в соответствии с условиями международной копродукции.
У нас было более тысячи часов рабочего материала, который нужно было обработать, и все увеличения бюджета пошли на покрытие монтажа и постпродакшена. Зарубежные партнеры помогают как раз с постпродакшеном.
– Как вам удается не выгореть при такой длительной работе над этим проектом?
– Я выгораю. Это самый сложный проект, который у меня был. В начале 2015 года я думала, что это кино о добровольцах; потом фильм переформатировался в ленту о возвращении с войны; потом начался новый уровень, когда они снова вернулись на войну... Несколько раз было уныние.
Я могу поплакать, потом собраться. Просто нет выхода не сделать этот фильм. Я просто не смогу существовать как режиссер, не смогу делать другие проекты. Нужно брать себя в руки и дорабатывать.
На самом деле уже хочется закончить фильм, поскольку это время, когда наши военные будут возвращаться на гражданку. Хочется, чтобы они знали, что их кто-то понимает. В фильме не будет рецептов, как пройти ПТСР: это больше углубление в то, как человек себя чувствует, что с ним происходит после опыта, полученного на войне.
У меня были мысли о том, чтобы взять тайм-аут от съемок и кино вообще. Но потом проходит время и ты думаешь: «А чем я буду заниматься?»
– Допускаете ли вы возможность, пока война продолжается, снять проект о чем-то, что не касается войны?
– До полномасштабки у меня была даже идея комедии... Мне вообще кажется, что я бы классные комедии снимала. Но сейчас просто не могу думать, чтобы снимать что-то не о войне, я это себе не представляю. Мы находимся в ситуации, когда можем потерять государственность. И каждый должен что-то делать для того, чтобы защитить ее, или для победы. И если не снимать о войне – то надо идти мобилизоваться. Или нужно выезжать, но этого я тоже не хочу. У меня была куча возможностей уехать за границу, но я хочу быть украинским режиссером, хочу снимать о том, что у нас происходит, об украинцах, об Украине.
– Здесь целесообразно перейти к вашему игровому фильму «АЗС», который тоже о войне.
– Это триллер, в котором есть и взросление, и любовь, и секс, и смерть, и война. Эта история рассказывает и об информационной войне. Думаю, все мои документальные проекты в какой-то степени были подготовкой к этому фильму.
События происходят в 2015–16 годах. Это история маленького человека, который абсолютно чистым пошел на войну, и эта война (плюс любовь) привела к разрушению этого человека. Это авторский фильм, но он драйвовый, молодежный. Бюджет ленты будет немаленьким, но точную сумму пока трудно сказать, потому что окончательный сценарий еще не готов. Найти финансирование на такое кино достаточно сложно: мы с продюсером ездили на один из зарубежных маркетов, прошли путь переговоров. Украина не может иметь мажоритарную долю, поскольку не может покрыть большую часть финансирования. Но тогда это уже будет не украинский фильм. Да и вообще непонятно, целесообразно ли тратить большие средства на многобюджетные фильмы.
Мы ищем партнеров. Нас отбирают на различные маркеты, нас поддержал Гетеборгский фонд. Сейчас я написала второй драфт сценария, который нужно доработать. Но прежде всего нужно завершить «Залізну сотню», тогда я смогу выделить больше времени для написания толкового сценария. Хочется, чтобы это был украинский фильм: нельзя отдать все съемки за границу, поскольку есть привязки к локациям.
– Довольно нетипично, что среди документальных проектов, над которыми вы работаете, появилось игровое кино. Почему вы решили начать работу над ним?
– Еще во время учебы в Карпенко-Карого я видела себя режиссером игрового кино и совсем не думала о документалистике. А потом началась революция. Документальное кино само меня нашло, я его не искала. Поэтому, конечно, мне хочется работать в игровом жанре. У меня даже не было дебюта игрового полного метра. Например, мой одногруппник Максим Наконечный успел до полномасштабной войны «Бачення метелика» сделать. А я не успела снять свой игровой дебют из-за того, что была погружена в док.
– Что бы вы хотели снять после завершения полномасштабной войны? Или, если возьмете паузу, чем бы еще хотели заниматься?
– Я об этом не думала. Мне еще интересно петь (смеется). Когда думаешь, что режиссуры уже хватит, задумываешься, а что делать тогда? Я продюсер всех своих проектов, поэтому думала, если остановлюсь с режиссурой, то начну продюсировать. Но конечно, будет тяга к съемкам. Поэтому нужно по крайней мере делать паузы, чтобы накапливать энергию для дальнейшей работы, это очень важно. У меня есть тяга к комедиям, были идеи еще до полномасштабного вторжения. Я думала, что после «Залізної сотні» уже завяжу с документальным кино, но потом появились «Фортеця Маріуполь», «Покоління війна». Возможно, мне надо уже полностью высказаться о войне? И потом смогу завязать с документалистикой.
