Фильм Олега Сенцова «Носорог», стартующий в украинском прокате 17 февраля, мог выйти на экраны еще 5-6 лет назад. Проект победил в конкурсе Госкино в 2012-м, девелопмент начался тогда же: Сенцов нашел нужные локации, провел кастинг, но старту съемок помешало тюремное заключение в РФ. В 2019-м, когда режиссера наконец освободили, к работе над фильмом он не приступил: говорит, хотел побыть амбассадором Украины на международной арене, пока интерес к нему как к бывшему политзаключенному не утих.
Дипломатическая работа завершилась лишь к лету 2020-го, и тогда же Совет по господдержке кинематографии выделил на производство фильма 25 млн грн вне конкурса. Чуть позже «Носорог» стал одним из двух украинских проектов, получивших поддержку фонда «Евримаж», а в числе продюсеров теперь значились не только Сенцов и его продакшен CryCinema, но и Денис Иванов с компанией «Артхаус Трафик», поляк Дариуш Яблонский (Apple Film Production) и немцы Хайно Деккерт и Тина Бернер (Ma.ja.de).
Премьера «Носорога» состоялась в сентябре 2021 года на 78-м Венецианском кинофестивале в рамках конкурсной программы «Горизонты», в ноябре картина взяла сразу две награды («Лучший фильм» и «Лучший актер») на Международном кинофестивале в Стокгольме, а самые шустрые украинские зрители могли познакомиться с фильмом на единственном показе в рамках «Недели кинокритики» в октябре, однако до широкой аудитории фильм добрался только сейчас. Накануне премьеры мы поговорили с режиссером о его творческом методе, умении находить деньги, отношениях с украинской киноиндустрией и вкладе в мировое кино.
- Олег, вы начали работать над «Носорогом» больше десяти лет назад - как он изменился за это время?
- Больших изменений не было. Фильм ведь о 90-х, и никаких новых данных я не получал и получить не мог. Но внутреннее понимание кино у меня стало лучше: я ничего не снимал, но что-то читал, много думал. Кино - это всегда отражение не только жизненного опыта режиссера, но и его внутреннего уровня художественного восприятия. То есть режиссер должен быть большой личностью, чтобы создать большое кино - иначе работы будут либо мелкими, либо копией чьих-то работ. В этом плане у меня был рост. Кроме того, в тюрьме я лучше понял психологию людей. Да, это немного другая история, не 90-е, но все равно речь в основном о преступниках, которые находятся в тяжелых условиях, и то, как они себя ведут, как выстраивают отношения, какие-то словечки и фразочки я там подсобирал.
Больше изменений было, когда мы приехали в Кривой Рог, увидели реальные локации и собранных персонажей - под них я уже подстраивал написанное. То есть менял не локацию под себя, а сцену под локацию. Но это по мелочи - структура сценария не менялась.
- А под актеров сценарий, диалоги меняли?
- Да, я всегда ищу актера, максимально похожего на своего персонажа, но затем, когда нахожу, меняю героя под реального человека. Я много работаю с непрофессионалами, и каждый из них вносит что-то свое. Поэтому я не ломаю актеров, а подстраиваю персонажа, нахожу баланс.
По поводу диалогов - они у меня в привычном смысле не прописаны. Это не совсем импровизация, а так называемый метод флажков: мы объясняем, о чем сцена и по каким пунктам нужно пройти: начать с этого, потом идем к этому, приходим к этому, а заканчиваем вот этим. Бывают какие-то хорошие фразы в сценарии, которые остаются, что-то рождается на репетициях, и мы это закрепляем, но финально сцену разминаем уже на месте, чтобы она была как можно более естественна. Это мой метод, я сам к нему как-то пришел и другого не знаю.
- Почему вам так важно снимать именно непрофессиональных актеров? И еще расскажите, какое соотношение в фильме профи и непрофи - лично мне, если я не знаю актера в лицо, было сложно определить, кто где.
- Для меня это большой комплимент - что сложно понять, профессиональный актер в кадре или нет. Это означает, что то, к чему я шел, работает, мой метод работает. Непрофессиональных актеров я снимал и в первом фильме «Гамер» и, когда мы только начинали делать «Носорога», тоже через это проходил. Тогда ведь была проделана большая работа: мы почти год проводили кастинг, искали локации, репетировали. Когда же заходили в эту историю во второй раз, я понимал, что подходящего профессионального актера на главную роль не найду, таких просто нет. Я искал его среди людей, прошедших определенный трудный путь, - это бывшие заключенные, футбольные фанаты, хулиганы, спортсмены, военные. Те, кто видел смерть и участвовал в драках или других серьезных ситуациях. А когда появился Сергей Филимонов, вокруг него постепенно начал выстраиваться ансамбль. Там, кстати, многие актеры - профессионалы, просто еще неизвестные: кто-то первый раз снимается в кино, кто-то только что окончил Карпенка-Карого или еще учится. И это разбавлено непрофессиональными актерами.
- То есть сначала появился Сергей, а затем вы подбирали окружение под него?
- Не совсем. Когда мы искали, Сергея еще не было. Вообще всех утверждали буквально за месяц до съемок: было много претендентов, мы их по-всякому компоновали. Получается, я такой режиссер, который мало репетирует, но много проводит пробы. Ищу людей, ставлю их в пары, в тройки, меняю местами.
На последнем этапе у меня вообще были открытые пробы, которых у нас другие режиссеры не проводят: приходят два претендента, например на Носорога и Плюса, играют, смотрят друг на друга, а потом меняются местами. Это открытая конкуренция, что для многих профессиональных актеров было непривычно: такая интимная тема, своего рода сватовство, а тут нужно все делать при всех.
Зато так понятно, кто на какую роль лучше подходит, а кроме того, это выстраивает доверие между мной и актерами: я не манипулирую, говорю все в открытую. А потом, когда человек уже попал в образ и мы что-то подкорректировали, были репетиции основных сцен. Но фактически проб было так много, что они и стали репетициями (улыбается). Я вообще не люблю, когда сцена сильно зарепетирована: люди и так уже хорошо ориентируются, знают, что от них нужно, а мне важно создать атмосферу жизни, чтобы она выходила за рамки сцены. У меня так было еще с «Гамером»: когда звучит команда «Стоп», у актера либо есть реакция, либо нет. Если он явно расслабляется, говорит что-то типа «фуууух» - значит, был напряжен, а если нет - максимально естественен. Я всегда стремлюсь ко второму, важно, чтобы состояние было до кадра и сохранялось после. Поэтому, кстати, на площадке я с актерами общался так же, как они между собой в фильме - с вот этими бандитскими словечками, грубо и порой жестко. Этим создается правда, что очень важно.
- Сергей Филимонов в жизни действительно прошел трудный путь, но все в нем как бы со знаком «плюс»: та же война - безусловно, жесть, но это правое дело. У Носорога же, напротив, все резко отрицательно, и он закапывается в это глубже и глубже. Нет ли в этом определенного диссонанса?
- Ну я же не мог найти человека с таким же путем, как у Носорога. А если бы и нашел, то вряд ли смог бы с ним работать (смеется). Когда я говорю, что мне нужен был максимально похожий на персонажа актер, то имею в виду в первую очередь харизму, брутальность, если хотите, животность. Но конечно, с настолько плохим, деструктивным и отрицательным по жизни человеком я бы не работал - это было бы крайне тяжело. Так что в этом плане Сергей на Носорога не очень похож, но вот внешние факторы у них совпадают. К тому же он очень хотел сниматься. На самом деле Филимонов не был у меня в фаворитах абсолютно, поскольку на момент проб он похудел и успокоился - общественный деятель в костюмчике. А мне же нужно животное! (Смеется.) Но у него было огромное желание, поэтому, когда нужно было набрать вес, он это сделал.
Еще мне было важно, чтобы человек меня слушал. Сергей очень самостоятельный, у него есть ребята, которыми он руководит, организует их, но в наших с ним отношениях нужно было, с одной стороны, полное доверие, а с другой - полное послушание. Я выслушиваю, что он чувствует и хочет, но последнее слово всегда за мной.
- Получилось?
- Да. Я об этом немного переживал, но Сергей был очень дисциплинированным и правильно настроенным, выкладывался на все 100%. В фильме есть очень жесткие сцены: например, в сарае, где ему нужно было провести 10 часов на досках - на холоде в одних трусах. При этом его еще и били, попадало очень хорошо. Какой-нибудь профессиональный актер, особенно звезда, убежал бы на второй день таких съемок.
- То есть плюсы в работе с непрофессионалами еще и такие?
- Среди профессионалов тоже есть актеры, готовые к тяжелым съемкам. Тот же Саша Рудинский в сцене в бане поскользнулся и сломал зуб - но даже дубль не остановил, доиграл.
А Серега хорошо считывал, много общался с людьми. К тому же когда ты главный, то постоянно остаешься погруженным в атмосферу - в отличие от остальных актеров, чьи персонажи появляются время от времени. Из-за этого у него стало получаться профессионально играть сложные сцены, а другим актерам было с ним комфортно. Мы по такому же принципу с самого начала ищем людей. Приходит, скажем, человек, который никогда до этого не сталкивался с кино, но если с утра и до обеда у него заметен прогресс, то с ним можно продолжать работать.
- Сергей, кстати, собирается продолжать работать в кино?
- Говорит, если будет интересный проект, то да. Ему что-то уже предлагали, но это была какая-то чушь, на которую он даже не реагирует. Во-первых, есть понимание, что он уже поучаствовал в большом проекте и на что-то меньшее соглашаться не хочется - тут я его понимаю. Во-вторых, съемки сами по себе не были для него целью. Будет что-то интересное - он поучаствует, нет - ему и без кино есть чем заниматься.
- «Носорог» - один из первых украинских фильмов, которые поддержал «Евримаж». Расскажите об опыте работы с фондом: много ли у них требований, приходилось ли идти на компромиссы, в том числе творческие?
- Об этой работе лучше говорить с моим партнером Денисом Ивановым, главным продюсером фильма. На нем была вся бюрократическая история, а я выступал, скажем так, тараном, пробивающим двери. Компромиссов не было - «Евримаж» в этом плане очень позитивный. Я сам приложил много усилий для того, чтобы Украина присоединилась к фонду: где-то через месяц после выхода был в Страсбурге, где ко мне подошел местный парень. Он сказал, что заявка нашей страны уже готова, но много лет процесс не движется, спросил, могу ли я чем-то помочь. Я приехал в Киев, встретился с Дмитрием Кулебой, который тогда был постпредом Украины в Совете Европы, а теперь стал главой МИД. Он очень любит кино и вообще очень порядочный человек и тогда пообещал помочь с «Евримажем» - на волне монобольшинства они приняли закон, и все заработало буквально за полгода. Я очень ему за это благодарен, это был большой шаг не только для нашего фильма, но и для всего украинского кино.
Даже если бы мне не дали денег, мое мнение не изменилось бы: это поддержка для всей страны, и пока что мы получили от «Евримажа» больше, чем туда заплатили.
- Чтобы податься на финансирование «Евримажа», нужно было получить деньги украинского Госкино. Их выделили вне конкурса, что не все в индустрии одобрили, но, насколько я поняла, это был перерасчет бюджета 2012 года.
- Да, там сложная история. Я выиграл конкурс Госкино в 2012 году, и это никто не оспаривал. По понятным причинам фильм не снимался, но Филипп Ильенко каждый год фиксировал эту сумму в бюджете. А в 2020-м оказалось, что на нее даже короткий метр не снимешь - не только курс доллара изменился четырежды, но и все цены на кинопроизводство выросли. Мы с Денисом пересчитали, определили, сколько нужно теперь, и с этим пошли в Госкино. Там тоже все прекрасно понимали, но была проблема с бюрократией - никто ведь не хотел потом сидеть за эту историю. Впрочем, выход нашелся: мы пришли на заседание Совета [по господдержке кинематографии], все обосновали, и нам выделили нужную сумму.
- Многие в индустрии этого не поняли (почему деньги выделили вне конкурса) - и обиделись...
- Ну, на обиженных воду возят. Мне лично никто ни разу не сказал, что я какой-то плохой.
Я видел, что говорили, мол, влез без очереди, но дело в том, что я занял очередь пять лет назад. И в это время вы снимали свои фильмы, а я - нет. Вы пять лет ходили с плакатами «Свободу Сенцову», и вот я вышел и готов снимать.
И то - не сразу: в первый год я ездил по миру, работал курьером от Украины, что оказалось очень изнурительным. А когда появились время и силы на кино - получил то, что мне и так уже полагалось благодаря конкурсу 2012 года, но с учетом нынешних реалий. Большинство - и чиновников, и людей из индустрии - понимали: да, это исключительный случай, но мой фильм уже выиграл деньги. Были предложения еще раз зайти на питчинг, но я понимал, что так мы потеряем возможность податься на финансирование от «Евримажа» и упустим еще год. Я ждал этого фильма 10 лет, пять из которых - в тюрьме. Больше ждать не хотел, не считал, что это правильно. Кто-то считал иначе, но потом эту тему подхватили российские ботофермы. Петь с ними в унисон не хотел никто, так что вопрос довольно быстро затих. А сейчас, когда стало понятно, что «Носорог» - успешный проект (все-таки Венеция и Стокгольм - не последние фестивали в мире, а теперь фильм купил Netflix), поводов для таких разговоров вообще нет.
- Как и когда к проекту присоединился Денис Иванов?
- С Денисом мы знакомы еще со времен, когда он делал Одесский кинофестиваль. А познакомились благодаря «Гамеру», который побеждал на многих смотрах, в том числе на ОМКФ. Тогда мы просто общались, а когда меня посадили, он активно меня поддерживал, устраивал здесь показы «Гамера». Позже, пока я сидел в тюрьме, но уже после не очень удачного опыта «Номеров», мы с ним переписывались, и он предложил сделать проект вместе, но уже нормально. То есть, когда я вышел, у нас была договоренность о новом фильме, но нужно было доделать «Носорога». Мы ходили к министру культуры - то ли уже к нынешнему, то ли еще к предыдущему (Александр Ткаченко и Владимир Бородянский соответственно. - MBR). И сошлись на том, что в одиночку я «Носорога» не сделаю: у меня не было команды, я никого не знал. Решили и этот фильм делать вместе. Денис - очень хороший и опытный партнер, у него хороший вкус. Он многое привнес в фильм, без него «Носорог» точно не стал бы таким успешным.
- Другие украинские продюсеры предлагали вам посотрудничать?
- Ну как сказать. Во-первых, я сам себе продюсер: «Гамера» снимал сам, у меня есть своя кинокомпания и экономическое образование, я занимался бизнесом. Просто если я буду главным продюсером, то придется заниматься только этим - на режиссуру энергии уже может не хватить. Поэтому я выступаю сопродюсером, помогаю находить деньги, решать какие-то вопросы благодаря связям и контактам. Кроме того, я могу считать прямо на производстве и принимать соответствующие режиссерские решения: это невыгодно, то дорого и т. п.
Оптимизация производства имеет огромное значение: в кино не проблема получить деньги, главное - не спустить их в песок.
Сколько в Украине проектов, которые так и не запустились, хотя и сценарий хороший, и режиссер опытный… Чаще всего такое происходит из-за плохой коммуникации, в том числе между режиссерской и продюсерской группами. У нас с этим проблем нет.
- Кто внутри вас чаще побеждает - режиссер или продюсер?
- У меня вообще нет такой борьбы: продюсер скорее помогает режиссеру, а не наоборот. Я же снимаю кино не для того, чтобы заработать кучу денег - во всяком случае это не первая цель, как и фестивальные призы. Я снимаю, потому что не могу не снимать - это потребность, и я ее реализую. А все мои сущности в этом помогают, а не работают против.
- А как к проекту присоединился Дариуш Яблонский?
- С ним мы тоже знакомились еще до заключения, когда он приезжал на «Молодость», но он этого не помнит. Потом Дариуш поддерживал меня в тюрьме, был сопродюсером фильма Аскольда Курова «Процесс», а позже спродюсировал «Номера». Когда я вышел и занялся «Носорогом», Дариуш занял место отколовшихся хорватов (до ареста Сенцова сопродюсером проекта была хорватская компания Drugi plan. - MBR). Он тоже хороший партнер, у нас сложились прекрасные отношения, и в целом поляки многое сделали для проекта.
- «Носорог» уже собрал ряд международных призов, а в Украине номинировался на премию «Кiноколо». Не было ли ощущения, что все это - своего рода аванс? Вообще не давило ли на вас, что к фильму будет много внимания не из-за самого фильма, а потому, что вы - бывший политзаключенный?
- Ну, слушайте, об этом можно было бы говорить, если бы я еще сидел. Но я ведь снял фильм спустя два года после освобождения. Конечно, внимания ко мне, скажем так, чуть-чуть больше, чем к другим режиссерам, но это и плюс, и минус одновременно: с одной стороны, обо мне знают, но с другой - это ведь дополнительная ответственность. Хотя я ее не боюсь - в конце концов оценивают прежде всего картину.
Плохой фильм не возьмут в Венецию только из-за того, что его режиссер сидел в тюрьме.
Прошло немало времени, многие и не идентифицируют меня как бывшего политзаключенного.
- Вы не лукавите?
- Нет, это правда. Я понимаю, почему вы так думаете: все-таки в Украине мое имя все еще на слуху из-за тюрьмы, но за границей - нет. Есть те, кто сильно меня поддерживал - например, Европейская киноакадемия и Майкл Дауни, Вим Вендерс, Агнешка Холланд, но есть и другие люди. Какой-нибудь режиссер может вообще не знать, кто я и что я, - и таких большинство. Я и не поднимаю эту тему - зачем? Сколько ж можно на этом ехать? Мне очень важно, чтобы меня воспринимали именно как режиссера, а не оценивали режиссуру по каким-то другим, не имеющим к ней отношения критериям. Было очень приятно, когда директор Венецианского кинофестиваля сказал, что начальная сцена «Носорога» - в доме - сделана так, как никто еще не делал. Да, без склеек снимают, играют с пространством-временем, но именно так не делал никто. Как говорил Тарковский, все приемы в кино уже известны, важно то, что ты из них сконструируешь. Я сделал вот так, и мне важно, что хотя бы одна сцена в фильме, который в остальном может быть не слишком прорывным, - это мой вклад в мировое кино. И приятно, когда это признают люди, которые точно «не з нашого села».
- «Гамера» вы сняли за $20 тыс., а бюджет «Носорога» - 1,6 млн евро, это огромная разница. Для вас наличие денег - это давление или, наоборот, возможности?
- (Смеется.) Это только в сравнении кажется, что 1,6 млн евро - большие деньги. На самом деле мы много ужимались, экономили. Хотя признаю - у нас действительно было больше возможностей, чем у среднего фильма в Украине. Но и фильм большой: вы видели и количество локаций, и актеров… Мы, например, все ужались по гонорарам на треть, чтобы влезть в бюджет. И все ради того, чтобы сделать действительно крутое кино.
- В общем, я поняла: на вас ничего не давило - ни деньги, ни слава, ни эффект второго фильма, возникающий после успешного первого.
- На меня вообще очень сложно надавить (смеется). А фильмов до «Носорога» у меня было полтора, так что тут тоже мимо (улыбается).
- Тогда давайте поговорим о музыке. В «Носороге» звучат и «Агата Кристи», и Михаил Круг, и «Нэнси» - как договаривались с правообладателями? И знали ли они, для каких целей нужна их музыка?
- О, это очень интересная история. Начну с того, что в сценариях я сразу прописываю, где и какой нужен трек. То есть у меня в голове уже есть и сам фильм, и музыка. Вообще «Носорог» на 80% реализован из головы: я увидел и снял. Более того, на съемках в определенных местах я включал нужные треки с телефона, чтобы все были в атмосфере. Например, я точно знал, на каком такте песни It’s my life Марина с Носорогом зайдут на дискотеку, чтобы эффект был максимальным, и когда они подойдут к «медляку». Дело не только в монтажном ритме: музыка дает основу, ты понимаешь, как сцена сработает.
- Согласна, в «Носороге» треки добивают сцены.
- Потому что они были в самом фундаменте. И из-за этого я не мог убрать российскую музыку - это было бы нечестно. Хотя изначально задумывалось больше таких треков, чем вошло в фильм. Причем нужны были конкретные треки: например, «Сытая свинья» «Агаты Кристи». Мне сейчас много кто говорит, что это слишком в лоб, но так и задумано: песня долбит прямо, как носорог, без лишних маневров. И вот я узнал, что один из Самойловых, Глеб, нормальный, а второй сошел с ума и «крымнаш». Переговоры с ними шли не напрямую, а через поляков и немцев, чтобы мы не платили им украинские деньги.
Но конечно, все всплыло - кому и зачем нужен трек, и «Агата Кристи» сказала нет. Я попросил напомнить им историю, как они давали мне песню для первого фильма совершенно бесплатно, а сейчас происходит все то же самое, но за деньги. Ну и в конце концов Путин сдохнет, а кино останется. Это сработало, трек дали.
Еще была проблема с «Если с другом вышел в путь» Шаинского. Сам он уже умер, а права на песни находятся у его сына. Когда тот узнал, что за фильм у нас будет (а это же тоже происходило через цепочку посредников), то сначала уперся: «Что?! Детская песня моего отца - в бандитском фильме? Ни за что!» А потом такой: «Сколько? Ну и хрен с ним, с отцом! Поехали!» (Смеется.) Самые длительные переговоры в плане музыки были с Dr. Alban - договаривались девять месяцев. Там много нюансов с авторскими и смежными правами, и финализировать получилось уже в период монтажа.
Также большой проблемой оказалось найти подходящие украинские песни. Это только кажется, что в 90-х было много нашей музыки - на самом деле речь о конце десятилетия, 96-97 годы. А у меня действие развивается с 92-го по 94-й, в 1995-м все заканчивается. И поскольку я хотел, чтобы все было максимально аутентично, подходящих треков было очень мало. И еще хорошо бы, чтобы зрители их узнавали. В общем, работу мы провели большую, но результатом я доволен: все треки, в том числе украинские, гармонично работают.
- После просмотра у меня сложилось впечатление, что фильм может стать популярным среди «пацанов». Что вы об этом думаете и готовы ли к такой славе?
- Я не боюсь ни ответственности, ни популярности. Хвалят меня или ругают - это не задевает, у меня были разные периоды в жизни.
- То есть вы не против, чтобы «Носорог» стал, грубо говоря, в один ряд с «Бригадой», «Братом» и «Бумером»?
- Честно говоря, не знаю, не думал об этом. Даже если пацаны его полюбят, месседжи в фильме все же другие: это была веселая, но короткая жизнь, и заканчивается она хреново, ты теряешь все.
Более того, когда «Носорога» смотрели первые зрители, они говорили, что это что-то новое, вообще не «Брат» или «Бригада».
Для меня это лучший комплимент: значит, фильм займет какую-то свою нишу. Какую - я пока не знаю.
- Вы вообще целились в какую-то аудиторию, когда снимали?
- В себя, в кого ж еще. Считаю, что любой нормальный режиссер снимает для себя и про себя, а иначе это вранье. Понравится кому-то еще - хорошо, будут призы - еще лучше, заплатят гонорар - вообще замечательно! Но все это - бонусы, в основе же всегда желание снять то, что ты хочешь снять.
- Это говорит Сенцов-режиссер, но Сенцов-продюсер наверняка следит, например, за кинотеатральной росписью. Учитывая, что фильм довольно жесткий, а у нас такое не любят ни смотреть, ни показывать, довольны ли вы росписью на данный момент?
- Ну смотрите. Мы походили по кинотеатрам, пообщались с ними, я стал лучше понимать этот бизнес. Все они - адекватные люди, среди них нет агентов Кремля, никто не хочет душить украинское кино.
- Я даже не об этом: кинотеатры, что абсолютно нормально, в первую очередь хотят зарабатывать…
- Да, но не только. Продвигать хорошее украинское кино они тоже готовы, им это интересно. Многие говорят, что от бесконечных комедий их уже тошнит - часто они низкого уровня, еще чаще - однотипные. Штучный же продукт - редкость. Что касается жесткости «Носорога», я не думаю, что она отталкивающая. В среднестатистическом фильме ужасов жесткости и жестокости в разы больше.
- Кстати, о чем «Носорог» с точки зрения автора: о покаянии, о том, что плохие люди плохо заканчивают, о том, что детские травмы определяют жизнь?
- Это в первую очередь история человека: о его жизненном пути, выборах, которые он делает, и куда они ведут. Сам Носорог, кстати, плохим себя не считает: он всему находит оправдание, даже когда кажется, что это невозможно. Я сделал его нарочито отрицательным, хотя мне предлагали добавить моменты, где для зрителя он был бы положительным. Я отказался, поскольку это была бы неправда: сам герой не считает себя плохим. Он для себя выстроил мир, в котором ему комфортно, а остальные - еще хуже. Фильм о том, придет ли он к раскаянию, сможет ли себя простить. И смогут ли зрители его простить.
- На днях «Носорога» купил Netfix. Понимаю, что вы не можете раскрыть сумму сделки, но обрисуйте хотя бы порядок - это много денег относительно общего бюджета?
- Не так много, как хотелось бы. Но для Украины прорыв: это первое наше игровое кино, которое было куплено стримингом.
- Когда фильм там выйдет?
- В конце мая, через три месяца после проката.
- С украинскими телеканалами и онлайн-сервисами ведете переговоры?
- Во-первых, они платят абсолютные копейки. Какие-то переговоры с ними велись, но теперь, наверное, будет новый раунд с новыми вводными. Но вообще посмотрим по прокату - пока никто не знает, пойдут люди смотреть «Носорога» или нет.
- Летом прошлого года у вас был конфликт с Госкино, когда ваш следующий проект «Кай» не прошел даже первый этап конкурса…
- У меня не было конфликта. Просто так вышло, что эксперты поставили проекту нули, и я сделал вывод, что не обошлось без какого-то вмешательства.
- После того как вы рассказали об этом публично, были ли попытки со стороны Госкино связаться с вами, как-то замирить?
- Нет. Мне дали понять, что так случилось только из-за того, что сценарий был плохим. Я с этим не согласен, и, думаю, сейчас, после успеха «Носорога», который побольше, чем у большинства украинских фильмов, доказать это будет намного проще.
- В 2022 году планируется три конкурса - будете в них участвовать?
- Да, будем подаваться. Сейчас мы работаем над «Каем», потому что любой сценарий всегда есть куда улучшать.
- На каком этапе проект?
- Девелопмент. Кроме доработки сценария мы ищем сопродюсеров. У нас есть немецкий партнер, с которым мы делали «Носорога», но хотим найти еще кого-то, помоложе. То есть, видите, уже перебираем (смеется). Кроме того, хотим работать с большим французским дистрибутором, который поможет нам с прокатом, и продолжим сотрудничество с поляками. Но сперва нужны украинские деньги - без них сложно сдвинуться с точки.
- «Кай» - дорогой проект? Скажем, в сравнении с «Носорогом».
- Примерно такой же, хотя это совсем другое кино, даже сниматься будет в другой манере. Это тоже мой, как я их называю, довоенный проект, я должен его закончить и верю в него. Фильм сложный, это семейные отношения, и еще есть над чем поработать, чтобы сделать бомбу. Надеюсь, через год начнем снимать.
- А что со вторым проектом, «Блистающий мир», который вы хотите снимать на английском? Завершились ли переговоры с голливудскими звездами?
- Пока нет, это оказался очень длительный процесс, который происходит через посредников - агентов, продюсеров и т. п. Там же вообще все не так, как здесь, где ты сперва ищешь деньги, а потом уже кого-то приглашаешь.
В Америке найти деньги - вообще не проблема, а вот уговорить звезд - совсем другое. Они непонятны для нас, а мы - для них.
Пока что все идет намного труднее для меня, поскольку заинтересованность есть, но нет результата. Думаю, когда мы туда поедем для новых раундов переговоров, станет понятнее. А пока для меня это как связь с Луной. Надо лететь и общаться более конкретно.
- Прошлое политзаключенного в этих переговорах не помогает?
- Да нет, в Штатах меня вообще никто не знает. Даже когда я ездил на Sundance через пару месяцев после освобождения, был в Нью-Йорке и Вашингтоне, это вообще никого не возбуждало. Но это нормальная история: люди живут своей жизнью, почему их должна интересовать моя?
- Вы снимаете фильмы по собственным сценариям. Что думаете о том, чтобы в перспективе снять по чужому?
- Зачем? У меня своих сценариев полно, девать некуда.
- А отдать свой сценарий другому режиссеру? Особенно учитывая не очень удачный опыт «Номеров».
- Вот именно, я уже один раз отдал.
Это все равно что ребенка отдать в школу, а тебе его потом возвращают без ноги. Я лучше сам воспитаю.
- Возможно, с «Номерами» так вышло потому, что вы не могли контролировать процесс?
- Нет, сценарист вообще не может ничего контролировать, если он уже отдал сценарий. К примеру, поэтому Люк Бессон в свое время пошел в продюсеры: чтобы контролировать проекты, для которых он писал сценарии, говорить режиссерам, что и как делать. Часто многие думают, что Бессон в каком-то фильме выступил режиссером, а на самом деле он там сценарист и продюсер. И кино получается продюсерским. Мне этот путь - по крайней мере на нынешнем этапе - не интересен.
- А «Носорогом» вы довольны? Получился ли он таким, как вы его задумывали?
- В целом да. Не все вышло так, как я задумывал, какие-то вещи получились лучше, какие-то - хуже, но это обычная история. Скажу только, что изначально другим задумывалось воздействие фильма - он должен был быть не таким темным, жестким и депрессивным. Я старался, но не всегда ты выныриваешь там, где планировал. Получилось как получилось. Всегда можно сделать лучше, и в следующих фильмах я буду делать лучше. Я и начал-то с «Носорога», потому что у него достаточно простой сценарий - я писал его давно, опыта было меньше. А переделывать сценарии у меня не получается - сейчас, кстати, испытываю похожие проблемы с «Каем».
- Привлекать скрипт-докторов не думали?
- Пытались, но получилось так себе. Для меня лучший доктор - Роберт Макки, в его книге уже все написано (улыбается).
