«Идей у нас всегда было больше, чем мы сами могли произвести, – потому и название у нас такое. И потому мы всегда готовы делиться своими идеями с коллегами», – признается продюсер «Банк Ідей продакшн» Наталия Яковлева. Как оказалось, в условиях войны банк идей Яковлевой не лопнул – просто переформатировался и продолжил генерировать, а главное – производить нужный стране контент: теперь команда Натальи пополняет фонд украинского документального кино.
О том, как произошла эта трансформация, как и над чем инди-продакшен работает в условиях войны и где берет на это деньги, Наталья рассказала в интервью MBR.
– Как война изменила деятельность продакшена?
– Я напомню для начала, что создала продакшен «Банк Ідей» для того, чтобы снимать украинский контент национального значения, чего не могла себе позволить в рамках компании, где в то время работала креативным продюсером. И как раз перед полномасштабной войной мы завершили сценарный девелопмент двух больших исторических сериалов: «Таємниця Алчевського» и «Плеяда». Наша команда пару лет просто жила этим: мы погружались в документы, книги, в мир Украины 19-го века, готовились к большим съемкам и большому резонансу от этих проектов, в то же время реализовывали менее бюджетные идеи собственного производства. Когда началась полномасштабная война, у нас, как и у всех, был, конечно, момент ступора и эвакуации. А потом мы оказались в Европе, где сразу установили контакт с польскими коллегами и предложили идею сериала об украинских беженках в Польше. Идея возникла быстро, была мегаактуальна и основана на таких реальных событиях, которые трудно было представить еще месяц назад. А мы были исполнены желания поделиться пережитым с миром. Так что уже в марте 2022-го наша презентация была у продюсеров телеканала TVP, одного из самых больших в Польше.
Прошло больше года, и этот сериал канал действительно взял в производство. Правда, снимает его без нас. Не буду детализировать, но сценаристка, которая, собственно, эту идею разработала, сейчас снимается там в массовке: говорит, некоторые ходы и даже конфликт собачки украинки с кошкой польских хозяев сохранился в сценарии. А вот украинки изображены не так, как мы предлагали, но это неудивительно. Такое часто случается в Украине, но мы не думали, что может случиться в Европе: мы же Европу немного идеализировали тогда... И не защищали наши идеи так, как это делаем в Украине. Но как оказалось, большие европейские медиахолдинги не переживают из-за авторства: кто же будет судиться с ними, объяснять, что это была наша идея, мы прислали ее вот такого числа… Но опыт также ценен, поэтому мы благодарим коллег и за опыт.
Наталья с коллегами на сцене одного из европейских фестивалей. Что она там делала и что получил ее проект, обещает рассказать позже
Получив новый опыт, новые темы и вызовы, проанализировав рынок и его финансовые возможности, сейчас мы выбрали формат документального кино, который идеологически нам кажется наиболее правильным и актуальным в такие времена. Ведь на каждом шагу мы встречаем настоящих героев, рассказывающих такие вещи, что хочется снять это хотя бы на телефон, просто зафиксировать для истории – чтобы впоследствии изучать, гордиться, создавать художественные фильмы. Сейчас я считаю наиболее уместным документальный жанр, тем более это дешевле сериалов. У нас уже есть небольшая, но сработавшаяся команда, которая с большим вдохновением занимается документалистикой. В прошлом году в режиме форс-мажора мы сняли три проекта. Первый – документальный сериал «Берегині на війні», о женщинах, работающих на победу. Он был в эфире марафона «Єдині новини», а затем в эфире «1+1 Україна» – причем с очень хорошими рейтингами.
Еще один проект мы сняли о разрушенных учреждениях культуры, религии, образования, а еще один, фильм «Місія 200», – о женщине, которая вывозит с фронта тела наших защитников.
– Телеканалам его не предлагали?
– Скажу честно, пока не знаю, как отдать этот фильм в эфир наших каналов: не хотелось бы ретравматизировать аудиторию – среди зрителей могут быть и ветераны, и раненые, и все еще воюющие бойцы. А вот травматизировать иностранную аудиторию нам не жалко (улыбается). Думаю, с международной аудитории и начнем премьеры «Місії 200».
– Как вы снимали «Місію 200»? Сопровождали эту женщину на ее пути?
– Наша съемочная группа с ее машинами – она же едет несколькими машинами – проехала более 2 тыс. км: из Луцка в Кривой Рог, Днепр, Харьков, Чугуев. Она туда везет гуманитарные грузы, а обратно – тела погибших героев. Команда помогала ей грузить тела, наш оператор был в этом бусе с героями в черных пакетах… Сложно представить, что он пережил, но он у нас тоже боец! И потом эта же группа выезжала на саму церемонию захоронения: снимала, как встречают погибшего героя в его селе – люди действительно провожают героев в последний путь, стоя на коленях… Это и стало финалом фильма.
Одна из героинь проекта «Берегині на війні», владелица туристического агентства Татьяна Потоцкая-Евчук, которая взяла на себя миссию перевозить тела погибших украинских героев с Востока на Запад Украины, впоследствии стала главной героиней документального фильма «Місія 200»
Теперь мы втянулись в документалистику! Пришлось и доучиться: нам очень помогли консультанты из фонда USAID, единственного фонда, дающего не только деньги, но и возможность учиться у лучших представителей жанра, в котором создаешь продукт. Это было для нас очень большой поддержкой в прошлом году, и мы сейчас пользуемся всеми лайфхаками, инструментами, которые нам дал наш британский коуч.
– А над чем работаете в этом году?
– В этом году снимаем еще два документальных проекта – на оба выиграли гранты в конкурсе Украинского культурного фонда. Один из них – «Форт Харків» о героической обороне Харькова, на октябрь планируем премьеру на канале «2+2». Для нас важно было снять фильм о Харькове, потому что это уникальный город.
В В 2014-м он единственный изгнал «русский мир», хотя русские титушки во главе с Мотороллой уже были в центре Харькова и захватывали там ОГА. А Добкин с Гепой уже стояли с колорадскими бантами и чуть ли не с караваем… А сейчас, во время полномасштабного вторжения, харьковчане с первых минут наступления чем придется, иногда просто силами полиции и ТрО, гнали и уничтожали гораздо более сильного врага – и это поражает. Люди вставали утром, одевались в спортивную или охотничью форму и уходили из дома, не зная, вернутся ли они, как они будут того врага выгонять, но у них была одна цель, и каким-то чудесным образом им это удалось. Но как мы знаем сейчас, на самом деле не чудом, а очень дорогой ценой… Хочу максимально донести эту историю до аудитории – украинской и международной.
А второй наш документальный проект – «Національний фронт», если точнее – «ІнтерНаціональний Фронт»: о представителях разных народов, воюющих за свободу Украины. Наши герои – грузин, казах, крымский татарин, чеченец, белорус, эстонец. Интересно, что на каждый из этих народов когда-то нападала Россия и у них есть незавершенный разговор с оккупантами.
Съемочная группа «ІнтерНаціонального фронту» с одним из героев фильма Маси Найемом
Я знала, что проект будет интересен просто потому, что интересно даже сравнить реакции разных народов на вызовы войны. Но каждый из героев всякий раз, когда мы делаем зум перед съемками или во время самих съемок, меня просто поражает! Все они осведомленные в истории не только своего народа, но и в истории Украины. Казах говорит на украинском лучше нас, у него тату с трезубцем, он знает историю Украины, историю козачества и Сечи. Эстонец тоже выучил украинский! Все красавцы, лучшие представители своего народа, образованные – кто-то уже написал книгу, кто-то, получив ранение, создает ОО, которое помогает раненым. Люди могли бы этого не делать, они нам ничего не должны, даже если жили здесь какое-то время. Но каждый из них говорит: «Я бы иначе не смог».
– Как вы их снимаете, если они воюют?
– Многих вытягиваем в Киев, пишем письма командованию, к кому-то подъезжаем максимально близко туда, куда разрешат. Многие из них уже ранены, например Маси Найем. У него ранение, после которого люди не выживают или просто лежат, но он работает, занимается благотворительным фондом и остается действующим военным.
И есть у нас еще один проект, суперсекретный, в который пока вкладываемся самостоятельно – думаю, он вызовет немалую шумиху. Но об этом позже.
– Где будете показывать уже снятое?
– И «Форт Харків», и «Національний фронт» заинтересовали канал «2+2», поэтому мы договорились оба фильма передать им на благотворительной основе. Мы на этих проектах не зарабатываем: получаем грант, реализуем его и выпускаем фильмы в мир. В Украине не продаем их принципиально: всем украинским каналам, учреждениям, учебным заведениям, всем, кто к нам обратится, будем бесплатно предоставлять право на показ, делать совместные мероприятия, особенно благотворительные, чтобы переводить средства в проверенные военные бригады – это наша благотворительность.
– Какой ваш третий проект в этом году?
– Судьба снова возвращает нас к сериалу: будем создавать его по заказу канала «1+1 Україна». На эту историю нас вдохновил профессиональный подвиг коллектива «Охматдета». Во время оккупации Киевщины они превратили детскую больницу в крепость и были готовы противостоять оккупантам – ТрОшники с полицейскими даже учили персонал стрелять. Нас поразило и то, как во время атак в операционных вылетали окна, а врачи продолжали операции. Оперировали первых раненых детей из расстрелянных эвакуационных колонн и пытались скрыть эмоции от того, что впервые видят ребенка с огнестрельным ранением… Мы о них снимаем уже не первый проект и всегда знали, что эта больница достойна сериала. А в этой 16-серийной истории персонал нашей вымышленной детской больницы будет олицетворять собирательный образ врачей Киева, Чернигова, Харькова, Сум… Все документальные истории, которые знаем, мы смиксовали в одну большую – о личном и профессиональном подвиге врачей.
– И какой в сериале «Центральна дитяча лікарня» будет процент вымысла, а какой – правды?
– Мы специально сделали героев вымышленными, потому что жанр мелодрамы – это любовные страсти, измены и т. д. Мы не можем это додумывать для узнаваемых персонажей – чтобы чья-то жена вдруг не заподозрила, что у мужа есть любовница, которую мы приписали персонажу. Поэтому будем подчеркивать, что история основана на реальных событиях, но линии отношений выдуманы. На реальных событиях основаны все медицинские кейсы: раненые дети, эвакуация сложных детей или новорожденных – мы просто выписывали из тех регионов, в которые заходил враг. Сами такие истории не придумали бы. У нас, конечно, есть медицинские консультанты, но мы не беремся быть лучшими сценаристами, чем жизнь.
– А откуда бюджет сериала?
– Бюджет есть пока только со стороны «1+1», и мы очень гордимся тем, что они, как только смогли думать о собственном производстве, одним из первых проектов выбрали наш. Конечно, тех денег, которые пока есть у канала, не хватит на качественную работу, но мы также подаемся на грант и будем искать дополнительные возможности. Мы все сейчас на этом стоим: ни один проект без грантовой поддержки, в том числе европейских, американских фондов, просто не поднимаем. И слава богу, что такая возможность есть. Поскольку в ситуации, которая сложилась в сериальном производстве, я бы не хотела брать деньги из бюджета Украины: выбирая между возможностями снять замечательный фильм или купить воинам на фронт спасающие им жизнь дроны, я бы однозначно выбрала дроны. Но в то же время считаю крайне важным зафиксировать очень быстро меняющиеся события, города, что тоже быстро меняются, разбомбленные локации, которые отстраиваются, – не зафиксировать это мы просто не имеем права. И я вижу, как это важно для наших защитников.
– Вернемся к «ЦДЛ»: где будете его снимать?
– Локацию, вероятнее всего, будем строить, так как не можем своими съемками на 4–5 месяцев отрывать детскую больницу от работы. Какие-то атмосферные штуки, может быть, доснимем в «Охматдете». Но это же будет история не только об «Охматдете», она – обо всех врачах детских (и не только) больниц Украины.
– А нет ли опасения, что сериал будет воспринят как очередная медицинская драма, просто адаптированная под реалии войны?
– На эту тему у нас постоянная дискуссия. Но мы бы точно не взялись сейчас за медицинскую драму. Единственное, что нас побудило взяться за меддраму как жанр, – желание показать в ней людей, у которых война проявила невероятные черты характера, о каких, возможно, они и сами не знали. Атмосферу вот этих первых месяцев вторжения (которая уже забывается!), когда все работали как один организм, мы хотели передать на примере детской больницы. Я уверена, что так же можно снять и про коллектив какого-то завода, который бомбили, а он работал, потому что производил стратегическую продукцию. Даже о работе в офисе во время войны можно было бы снять классный сериал. Конечно, если умеешь снимать классные сериалы. Вспомним времена, когда началась полномасштабная: у кого-то был ступор, кто-то решил бежать, у кого-то была агрессия, у кого-то депрессия – это уже меняет отношения в коллективе, открывает что-то новое в тебе – и это интересно. Наша первая серия – это последний день мирной жизни, следующая – первый день войны, и это просто два разных мира, два разных способа действия.
– Что у вас по кастингу?
– Кастинга еще не было. Но он будет открыт – будем смотреть максимально всех, так как я верю, что с нашими актерами произошла трансформация, которой мы все долго ждали. Я вижу по соцсетям, по сообществу, как все приняли новые реалии профессии. Ведь если ты всегда играла телочку-красавицу, а теперь будешь играть, например, героическую медсестру, это совсем другой способ существования. И по тем актерам, за кем слежу, я вижу: теперь он/она действительно сможет играть другие роли! Не говоря уже о том, что все единодушно перешли на украинский. Наконец-то! Наконец мы можем ожидать более органичного украинского в кадре. Потому что когда в жизни говоришь по-русски, тяжеловато произносить в кадре текст на украинском органично. И я очень рассчитываю, что у нас сейчас появляется наше украинское актерство и создается новая актерская школа. Полевая такая, боевая, практичная. К тому же многие актеры на фронте, и они вернутся совсем другими.
– Вы говорили, что на создание документальных проектов выиграли гранты УКФ...
– Ой, это наша боль… Мы уже как жена алкоголика, которая все время на него жалуется, а бросить не может. Вот мы то же чувствуем к УКФ, их новому руководству, их новым правилам и этикету… Но мы все выдерживаем, потому что уверены, что эта институция создана, чтобы помогать нам создавать контент национального значения. Потому что Госкино у нас не финансирует проекты второй год, Минкульт – без комментариев, вы сами все знаете об этих конкурсах. Одним словом, от этого трехглавого дракона – УКФ, Госкино и Минкульт – осталась только одна голова. И та немного контужена.
– В смысле?
– Мы подаемся на гранты: приносим качественный, продуманный, четко просчитанный актуальный проект, побеждаем в честном конкурсе – и над нами несколько месяцев просто издеваются чисто бюрократическими методами. Они не говорят: «У вас плохой фильм». Мы, в конце концов, потому и выигрываем гранты, так как оценивают проекты все же независимые эксперты. Но дальше включается бюрократическая машина. Тебя могут три месяца гонять за бумажкой, которой просто не существует в природе. Так нас три месяца мурыжили с «Фортом Харків». Если бы вопрос был в качестве нашего продукта – окей. Но это сугубо бюрократическое гнобление, по неизвестным причинам это происходит со многими нашими коллегами, не только с нами – и вот это возмущает. Я не знаю, с какой целью это делается – примитивно ли порезать бюджет, сокращая время производства на три месяца, и таким образом, возможно, вернуть часть заявленных денег – не знаю, куда они идут. А может быть, причина гораздо глубже: помешать работе таких недобитых творцов, как мы, вопреки всему работающих, постоянно урезая всем гонорары, вдвое сокращая сроки производства, что очень мешает качественно работать. Но мы стараемся не терять качество, выкручиваемся, придумываем новые технологии… У меня более 20 лет опыта и закалки очень сложными проектами. А творцы с более тонкой душевной организацией такого не выдержат. Я уверена, что многие проекты, прошедшие конкурс, просто не подписались. До сих пор не могу понять, какая цель у этого. Уменьшение количества украинских контентмейкеров? Ухудшение качества украинского контента? Ну, это, пожалуй, тема для отдельного материала.
– Кстати, а чем закончилась ваша история с сериалом «Плеяда»?
– Им давно уже заинтересовались на «1+1». Но мы этот проект пока заморозили, так как денег, нужных на него, сейчас ни у кого в стране нет.
Проект «Плеяда» о классиках украинской культуры временно заморожен из-за отсутствия средств
А для международных фондов это локальный проект – о нашей культуре, который теоретически должен поддерживаться государством, хотя бы частично. Мы подали заявку на конкурс Госкино, но конкурсы Госкино уже даже комментировать неинтересно: поверьте, наша готовность была на высшем уровне, актуальность и уникальность проекта очевидна, причина отказа не в этом. Да и Александр Ткаченко когда-то вызывал нас на разговор о «Плеяде» – даже думал, где взять деньги. Но так и не придумал (улыбается). Впрочем, «1+1 Україна» очень хотят сделать «Плеяду» – может, уже после победы получится, ведь тема становится все более актуальной.
А вообще у нас в разработке шесть проектов. Меня так вдохновляют наши герои, что мне все время кажется, что я сделала мало, поэтому стараюсь делать больше и больше. И как автор идей я готова делиться проектами с коллегами уже в стадии готового девелопмента: потому что производить все своими силами нереально.
