Более 40% – такова, по данным некоторых американских исследователей, статистика посттравматических стрессовых расстройств (ПТСР) среди фотожурналистов, освещающих войны. Это самый высокий уровень среди всех медийщиков, и логично предположить, что и другим приходится несладко. Данное предположение подкрепляется другой статистикой: пусть не отраслево-специализированной, однако украинской и свежей. А именно материалами общенационального исследования «Психологическое состояние населения Украины в условиях полномасштабной войны», результаты которого были презентованы на прошлой неделе (выборка – 1000 респондентов; города с населением 50 тыс.+; женщины и мужчины в возрасте 18–55 лет; методика – CAWI: Computer Assisted Web Interview).
Исследователи выделили три вида событий войны, наиболее травматичных для гражданских с психологической точки зрения: личное пребывание в зоне боевых действий; пребывание семьи в зоне боевых действий; пребывание в оккупации, плену или угроза насилия. И по данным исследования, по состоянию на август 5% украинцев – то есть каждый двадцатый – непосредственно почувствовали на себе все из них, то есть получили так называемую гиперкумулятивную травматизацию.
Но еще существуют «опосредованные» виды травм, в частности медиатравма – от потребления шокирующего контента. Ее определили как собственный стрессовый опыт уже 25%, 43% и 45% по этим трем видам травмирующих событий, представленных в медиа.
Ну и еще одна цифра. Подчеркивая, что не стоит делать категорические обобщения, исследователи тем не менее отмечают: на основе полученных данных можно предположить, что 57% украинцев сегодня входят в группу риска развития ПТСР.
Однако риск – это еще не свершившийся факт. «Общая мировая статистика по гражданским в условиях войны свидетельствует, что хронический ПТСР имеет около 7% населения. В то время как все остальное – стрессовые расстройства разного характера. Но конечно, для людей, находящихся на передовой – включая освещающих войну журналистов, – риски гораздо большие», – объясняет Тарас Ермаков, соучредитель благотворительного фонда Mindy Foundation.
Именно этот Фонд и организовал исследование – при партнерской поддержке криптовалютного благотворительного фонда UAF Coin, Института социальной и политической психологии НАПН Украины и исследовательской компании «Kantar Украина». Основная миссия Фонда – психологическая поддержка и реабилитация людей во время войны: участников боевых действий и их семей, беженцев, переселенцев и т. п. Но есть направление, которое отличает Mindy Foundation среди подобных организаций: психологическая поддержка журналистов.
Именно о нем, о самых распространенных среди журналистов и потребителей контента видах психологических травм во время войны, а также способах предотвращения их мы поговорили с Тарасом Ермаковым и соучредителем Фонда Богданом Миненко.
Тарас Ермаков (слева) и Богдан Миненко
А еще к нашему разговору дистанционно присоединилась советница Фонда по научной работе Любовь Найденова – заместитель директора по научной работе Института социальной и политической психологии НАПН Украины, президент Украинской ассоциации медиапсихологов и медиапедагогов, член Общественного совета при Национальном совете Украины по вопросам телевидения и радиовещания. Именно Найденову Тарас и Богдан называют драйвером появления направления психологической помощи журналистам. Но прежде чем говорить об отдельном направлении, стоит рассказать, как и почему появился сам Фонд и что он в целом делает.
Из психологии в IT, а затем – опять в психологию
«Мы хотели сами получить помощь – но, к сожалению, не получили. И решили: нуждаешься в помощи – помоги себе сам» – так Тарас вспоминает, почему им с Богданом пришла идея создания онлайн-платформы бесплатной квалифицированной психологической помощи. Идея появилась в марте этого года, весной платформа фактически заработала, сам Фонд как юридическое лицо был создан в конце мая. А уже сейчас на его мощностях работают более 30 психологов, два врача-психиатра (привлекаются, когда есть потребность в медикаментозном лечении), исследовательская команда. Кроме того, есть направления помощи ветеранам с протезированием, профессиональной переориентацией, внедрением в реабилитационный процесс передовых научно-технических разработок, сотрудничество с ГСЧС в содействии разминированию территорий с использованием роботехнических решений и т. д.
Такая разновекторность и сумасшедшая скорость объясняется предыдущим опытом Ермакова и Миненко. «Мы по специальности психологи – в начале 2000-х окончили Киевский национальный лингвистический университет по направлению «Английская филология и практическая психология», а затем еще учились в аспирантуре Института социальной и политической психологии, – рассказывает Тарас. – После этого мы не пошли в психологическую практику, а занимались бизнесом. Я работал в IT-секторе, направление робототехники. А Богдан – в корпоративном секторе: авиационной, IT и туристической отрасли. То есть мы были полностью погружены в бизнес-процессы. С началом полномасштабной войны у нас произошли мировоззренческие перемены. Мы переживали этот травматический опыт как и все: вместе с семьями, детьми были некоторое время под обстрелами. У меня много друзей, партнеров пережили психосоматические расстройства, кризисные ситуации, нейротравмы – предынсультные состояния и т. п. Мы начали заниматься разной волонтерской деятельностью, но со временем четко увидели направление, где можем быть наиболее полезными».
Идея именно онлайн-платформы была выбрана как из логистических соображений (во время войны именно такой дистанционный формат является самым безопасным и доступным), так и из-за рабочего бэкграунда партнеров: опыт в IT, наличие команды и продуктовых решений. «Мы проанализировали уже находившиеся на рынке решения. Как правило, это кризисные линии – оказание помощи буквально в несколько сессий: «оставайтесь на линии», «все будет хорошо» и т. д. То есть эта помощь – особенно в начале войны – предоставлялась иногда неквалифицированно, ее было недостаточно, никто не предлагал долговременной профессиональной терапии. И мы решили это исправить», – говорит Тарас.
Стартовый пул специалистов, оказывающих бесплатную помощь на онлайн-платформе Mindy, Ермаков и Миненко сформировали благодаря своим давним знакомствам и связям в психологическом сообществе. На первых порах психологи работали на волонтерских началах, но сейчас благодаря партнерам Фонда их рабочее время частично оплачивается. Так сложилось, что большинство психологов Mindy – представители направления транзактного анализа. «И это очень полезно, поскольку транзактный анализ сосредоточен на коммуникативном подходе, а именно это нужно для решения проблем: в частности, возникающих в повседневной работе журналистов, волонтеров», – комментирует Миненко. И добавляет, что сегодня для специалистов Фонда также проводится дополнительное обучение EMDR (Eye Movement Desensibilization and Reprocessing – десенсибилизация и проработка травмы через движения глазами) и КПТ (когнитивно-поведенческая терапия) – методиками с доказанной эффективностью, конкретно направленными на работу с травмой и рекомендованными постановлением Кабмина и Минздрава.
«Мы подходим к решению вопросов с позиции бизнеса: быстро, эффективно, чтобы работало, – объясняет феномен стремительного развития Богдан Миненко. – А научно-исследовательские институты, Национальная психологическая ассоциация, с которыми мы начали сотрудничать, добавили правильное понимание, как подходить к системному решению вопросов с научной точки зрения. Потому мы также запустили исследовательское направление. Проведенное нами исследование – измерение психологического благополучия украинцев во время полномасштабной войны – станет основой, опираясь на которую мы будем в дальнейшем настраивать работу. Будем формировать методологию, нагрузку и количество сотрудников по регионам (планируем масштабирование) в соответствии с тем, какая ситуация сейчас в Украине. Ведь сначала нужно определить, какие именно проблемы, измерить их уровень, а уже потом решать, что именно и как с ними делать. Этот мониторинг мы планируем проводить системно.
Преодоление барьеров и рекомендации Нацсовета
Идея выделить журналистов как отдельную группу «подопечных» Фонда стала закономерным развитием работы, которую Любовь Найденова вела с самого начала агрессии россии против Украины.
«С 2014 года мы в лаборатории психологии массовой коммуникации и медиаобразования Института социальной и политической психологии НАПН Украины исследовали явление медиатравмы войны. То есть травмирующий эффект от медиапотребления, в частности среди несовершеннолетних, – рассказывает она. – Но если потребители могут отказаться от просмотра травмирующего аудиовизуального контента, то работники медиа обычно такого выбора не имеют, поскольку это может быть их прямой профессиональной обязанностью. Мы понимали, в каком состоянии могут находиться наши медийщики. Включая тех, кто определяет, что именно будет опубликовано или выйдет в эфир, а также тех, кто сам выходит в эфир, и соответственно – кто может транслировать собственную травмированность уязвимой аудитории. Поэтому мы решили, что должны что-то сделать для поддержки именно этих людей».
Но когда речь идет об освещении войны, некоторым медийщикам приходится иметь дело не только с уже отснятыми материалами, но и самим их создавать, находясь в зоне боевых действий или на недавно деоккупированных территориях. «В Фонд обращались волонтеры и журналисты, работавшие в Буче и Ирпене после деоккупации, разбиравшие завалы, работавшие с телами, запахом и т. д. Эти люди получили очень серьезный стресс, сильно пострадали, – рассказывает Миненко. – Ответные проявления – расстройства сна, глубокая депрессия. Они и сейчас работают с психологом и психиатром. Методология работы с журналистами разрабатывается в профильной лаборатории Института социальной и политической психологии НАПН Украины с опорой на международный опыт, в частности проекта ITP media, и затем передается нашим психологам. Сейчас мы также планируем организовать для наших специалистов супервизирование от сотрудников Института, в составе которого есть практический Центр психологических инноваций – в том числе именно по специфике оказания психологической помощи журналистам».
По словам Найденовой, при разработке программы психологической помощи журналистам был проведен предварительный анализ опыта самоорганизации медиаиндустрии в этом направлении – в частности, предложения организаций медийной общественности, начавших оказание психологической помощи журналистам. Но большинство из них не обеспечивали анонимности: требовали не только регистрации, но и подтверждения факта работы в определенном медиа. «Отсутствие конфиденциальности может становиться барьером для обращения. Другой барьер – распространенное среди журналистов мнение, что качественная психологическая помощь – это очень дорого, а бесплатно можно получить только разовую поддержку. Нашей целью стало преодоление этих барьеров», – говорит Найденова.
Сейчас в Фонде собирают информацию об обращениях только по общим критериям: возраст, пол и т. д. Однако не ведут статистику именно по обращениям от журналистов или представителей каких-либо других профессий. «Платформа позволяет сохранить конфиденциальность, поскольку люди могут обращаться в критических состояниях, с проблемами, которые они не хотели бы афишировать, – объясняет Ермаков. – В первую очередь человек – будь то журналист или не журналист – регистрируется на платформе. Его запрос обрабатывается, и в дальнейшем психолог работает в зависимости от запроса. Мы предоставляем журналистам около десяти бесплатных сессий. Но все начинается с целевой психодиагностики: специалисту нужно определить первоначальное состояние и уже от этого двигаться дальше».
Программа, предложенная Mindy, стала одной из инициатив психологической поддержки журналистов, рекомендованных украинским медийщикам Национальным советом Украины по вопросам телевидения и радиовещания. «На заседании Общественного совета при Нацсовете были предложены рекомендации, подготовленные мной с коллегами проекта ITP media «Саморегуляция медиа в условиях демократии», где мы проанализировали мировой опыт психотравматизации журналистов в результате профессиональной деятельности. Общие рекомендации DART центра (международной организации, специализирующейся на защите прав журналистов и противодействии травматизации) мы адаптировали к нашей ситуации в Украине», – рассказывает Найденова.
Такова собранная DART статистика о зафиксированном разными исследователями уровне развития ПТСР среди журналистов разных стран, освещавших эмоционально сложные темы: вооруженные конфликты, природные катастрофы, криминальные войны и т. д.
«В целом сегодня главное направление действий, положенное в основу рекомендаций, – это травма-информированная политика медиаорганизаций. То есть повышение уровня осведомленности и общей психологической культуры в медиакомпаниях, – говорит Найденова. – Национальный регулятор понимает актуальность проблемы психотравматизации и поддерживает самоорганизацию индустрии в этом направлении. Честно говоря, проблемы психотравматизации журналистов во многом предусматривают такие же средства помощи, что и для других людей, поэтому можно обращаться и к неспециализированным ресурсам. В то же время создание специализированных сервисов для журналистов более чем актуально».
«Нет, я не псих, мне это не нужно»
Как видим из статистики, собранной DART, уровень риска развития ПТСР среди журналистов, работающих с эмоционально сложными темами, составляет от 6% до 54%. Тарас и Богдан приводят другие, но очень близкие по показателям мировые данные: от 4% до 47%.
«Почему настолько велика разница – от 4% до 47%? Во-первых, нужно соблюдать осторожность с самим термином ПТСР. Даже проводя исследования психологического состояния населения, мы его не использовали, ведь это был скрининг того, как люди сами себя ощущают – и как это определяют: субъективная оценка. А диагноз ПТСР может поставить только специалист. Собственно, и в профессиональной среде сейчас происходят усовершенствования критериев диагностики: с 1 января 2022 года ВОЗ ввела в действие новый классификатор болезней, где есть понятие комплексного (сложного) посттравматического стрессового расстройства в результате событий (геноцид, пытки, рабство, длительное насилие), которых человек не мог избежать. В Украине планируется ввести этот классификатор с 2023 года. Следовательно, со статистической точки зрения сейчас строго исследовать вопросы ПТСР очень трудно. Во-вторых, уровень риска расстройств напрямую зависит от опыта журналиста, его мастерства и практик психологической саморегуляции», – комментирует Миненко.
Также, по его словам, в вопросе потенциального развития ПТСР ключевую роль играет время: «Человек должен понимать, что находиться в зоне активного конфликта можно лишь некоторое время. Ротация действительно должна быть не только у военных, но и у волонтеров и журналистов. Потому что у человека, находящегося там больше месяца, значительно возрастают риски развития ПТСР. Следовательно, журналисты, выжимающие из себя максимум – еще немного, я должен, я доработаю, – как раз могут пострадать. Этот стресс догонит уже после: через полгода, когда человек вернется. Вот почему нужно знать и понимать, что после определенного периода такой работы необходимо отдохнуть – даже если ты думаешь, что можешь еще. Такая саморегуляция уже помогает не выгореть. Ведь эмоциональное выгорание – когда человек «сгорает» как батарейка, не выдерживающая нагрузки, – это еще один распространенный риск для журналистов. Да, причины для выгорания есть и в гражданской жизни, однако в обстоятельствах военного конфликта это все значительно интенсифицируется и ускоряется».
Среди распространенных симптомов – «звоночков», которые могут свидетельствовать о необходимости обратиться к специалисту-психологу, Миненко и Ермаков определяют тревожность, тяжело контролируемые приступы злобы, нервозность, нарушение сна, нарушение саморегуляции, нарушение когнитивных процессов (сосредоточенности, памяти и т. п.).
«Я бы сказал, главная проблема – то, что люди в целом несерьезно и безотчетно относятся к своему психологическому здоровью. Соответственно, не обращаются к специалистам. И это касается всех, не только журналистов, – комментирует Миненко. – Есть определенная стигматизация: «Да ну, это что-то неважное!», «Ой, как-то оно будет», «Да нет, я не псих, мне это не нужно». И именно с этим в первую очередь нужно работать на общественном уровне: распространять знания и формировать культуру обращения к психологам».
Как отмечалось выше, сегодня 57% украинцев находятся в зоне риска развития ПТСР, но на этом фоне только 3% из них обращались за психологической помощью
Кстати, по словам Ермакова, эта культура имеет возрастные особенности: «По статистике, 44% молодежи 18–25 лет знают, что стоит заботиться о своем психологическом состоянии. Культура обращения к психологам у молодежи выше, а у пожилых людей больше стереотипов. Сколько случаев, когда рекомендуешь обратиться к психологу и слышишь: «Хочешь меня отправить в «дурку»?!» Это вопросы психологической эдукации: распространение знаний и формирование определенной культуры; подготовка человека к стрессоустойчивости, к тому, чтобы использовать методы самопомощи и взаимопомощи. Отсюда приходит и понимание, что нужно обращать внимание на «звоночки» и все делать своевременно, а не доводить до состояния, когда что-то сделать уже будет очень тяжело или нужна медикаментозная помощь врача-психиатра».
«Суть работы психолога – это объяснение, – резюмирует Миненко. – И подготовленный человек – понимающий, что с ним происходит, ответственно относящийся к своему психологическому здоровью – в долгосрочной перспективе сможет дать лучший рабочий результат и будет психологически более стабильным».
«Если ты выжил, то выжил для чего-то»
Психологи отмечают: психоэдукация нужна не только медийщикам, но и потребителям контента. Ведь именно она способствует предотвращению «травмы свидетеля» – так называемой викарной травмы, которую иногда также называют травмой от сострадания. «Должна быть определенная информационная гигиена. Нельзя запретить показывать что-либо общественно важное, но должна быть индивидуальная культура восприятия информации», – говорит Ермаков, комментируя проблему этики донесения и восприятия информации об исключительно шокирующих событиях войны: сексуальном насилии, насилии над детьми, пытках и т. д.
Отвечая на вопрос, как журналисту работать с такими темами, Миненко отмечает внутреннее чувство меры: «Есть субъективное видение каждого отдельного человека, который согласно своему опыту считает, что это нужно осветить, тогда как другой человек будет считать, что это неэтично. И я не знаю, можно ли во время войны задать какую-то норму. Есть те, кто обосновывает это необходимостью донесения правды в мир, потому что пропаганда другой стороны говорит, что здесь ничего не происходит, а мы должны этому противодействовать. То есть своя логика есть в обоих подходах к проблеме». Любовь Найденова добавляет, что следствием травматизации могут быть изменения ощущения меры, и именно поэтому – чтобы не нарушить ориентиры в принятии профессиональных решений – журналистам так важно заботиться о своем психологическом здоровье.
Очевиден факт: в Украине уже много людей, тем или иным образом психологически травмированных войной. И к сожалению, их – военных, гражданских, волонтеров, журналистов – будет становиться все больше. И даже после Победы эта проблема не исчезнет – наоборот, может даже стать острее. Ведь сейчас мы находимся в состоянии мобилизации, а отложенные проблемы – те, что «не ко времени», – только накапливаются и все равно потребуют решения.
«Мы выходили с инициативой к ВСУ – что наши сертифицированные специалисты при необходимости могут помогать военным психологам. Пока они думают, – рассказывает Миненко. – Нас познакомили с супервизорами из ВСУ. Также мы общаемся с командованием медицинских сил – в отношении ребят, которые находятся в больницах. Там тоже нужна помощь: даже если не им самим, то их семьям точно. В госпиталях есть военные психологи, занимающиеся воинами. Но также нужно готовить родных, ведь боец вернется в семью, и он может быть без руки, без ноги, с тяжелым травмированием. Работать с семьями нужно, чтобы была поддержка, чтобы люди могли жить дальше мирно, без конфликтов».
«Адаптация военных к мирной жизни – очень важное направление нашей работы, – поддерживает коллега Ермаков. – Рано или поздно любая война заканчивается. И количество людей с особыми потребностями будет критическим вопросом для Украины: он уже сейчас выходит в топ вопросов, которые нужно решать после Победы. Мы уже сейчас активно им занимаемся. Работаем с ребятами, потерявшими конечности, получившими нейротравмы: проводим и физическую, и психотерапевтическую реабилитацию. Также предоставляем психологическое сопровождение протезирования и сотрудничаем с американской компанией, бесплатно выделяющей протезы. Еще занимаемся профориентацией. В частности, планируем на базе Киевской областной государственной администрации и территориальных общин создать курсы робототехники для военных как элемент терапии. Их будут обучать робототехнике и программированию микроконтроллеров: фактически военные смогут получить еще одну профессию. Конкретно – навыки по настройке работы солнечных панелей, умных домов, автосервисов и т. д.: прикладные знания, благодаря которым они смогут зарабатывать деньги. Пилотный проект планируем делать в Лютеже, также в планах Фастов, Белая Церковь. Хотим масштабироваться по всей области».
Уже сейчас – а после Победы и подавно – есть и будет распространена проблема «синдрома выжившего» (так называемая вина уцелевшего): специфическая форма ПТСР, когда человека преследует сильное чувство вины из-за того, что он пережил экстремальное событие, тогда как многие другие погибли. Как ему противодействовать? «Это вопрос времени, – рассуждает Тарас. – Рекомендацией может быть сохранять активность; сохранять имеющийся ритм работы; пытаться через постоянную деятельность, через саморегуляцию двигаться дальше. Если ты выжил, то выжил зачем-то». А Богдан снова акцентирует на обращении к психологам – в частности, к групповой терапии с людьми, пережившими подобный опыт.
Но как насчет групповых форматов подготовки к стрессу, а не преодолению его последствий? Ведь всегда лучше предупредить проблему, чем потом решать ее. В частности, если речь идет о журналистах, очевидно полезной была бы, например, специальная психологическая подготовка съемочной группы перед отправкой в горячую точку. «Мы уже работаем в подобных направлениях, хотя и не хватает ресурсов и времени на все, – рассказывает Миненко. – У нас есть подобная инициатива – психологическая подготовка для мобилизованных. Мы уже отработали ее на IT-компаниях. Обращаемся к эйчарам, говорим: «Скорее всего, уже есть мобилизованные или те, кого скоро мобилизуют. И мы сейчас можем провести вам бесплатный тренинг, включающий три специально разработанных нашими военными психологами занятия: это подготовит ваших людей к мобилизации». И мы проводим для них тренинг на двадцать-тридцать человек. В принципе, то же можно предлагать и редакционным группам, работающим с освещением военных действий».
