По данным Офиса Генерального прокурора Украины, по состоянию на весну 2023 года было заргистрировано более 71 тыс. военных преступлений россии против Украины: убийства мирных жителей временно оккупированных россиянами территорий, уничтожение инфраструктуры в результате обстрелов, похищение людей, изнасилования, мародерство. Ежедневно враг совершает на территории нашей страны сотни новых преступлений, которые не скоро попадут в реестры, а до начала судебных процессов против россиян, виновных в геноциде украинцев, могут пройти годы, поэтому к расследованиям активно приобщаются все, кто умеет работать с информацией из открытых источников. Собственно этим людям посвящен десятый эпизод документального цикла «Медіа на війні: Трансформація» – «Битва за правду».
Как работают OSINT, HUMINT, спутниковая и другие виды разведки, какую информацию можно установить с помощью журналистских расследований и чем она полезна военным и правоохранителям, как проводились самые резонансные расследования военных преступлений россиян, в этом эпизоде рассказывают руководительница агентства «Слідство.Інфо» Анна Бабинец, OSINT-расследователь «Телебачення Торонто» Анатолий Остапенко, а также специалист по бизнес-разведке Артем Старосек – CEO агентства Molfar. В рамках партнерского спецпроекта о медиа во время войны мы публикуем оставшуюся за кадром часть разговора с Артемом.
…о том, что такое «Мольфар»
– Мы, по сути, занимаемся OSINT – разведкой по открытым источникам: соцсети, реестры, новости, спутниковые снимки. Я в этом с 2014 года: сначала работал в фонде, инвестировавшем в компании, и мы проводили проверку этих компаний. В 2019 году фонд закрыл инвестиционные направления, я выкупил команду, которая у меня была, и мы с пятью людьми открыли компанию «Мольфар». К концу 2021-го у нас было уже около 30 человек. Мы начали заниматься волонтерством (параллельно с основной деятельностью, бизнес-разведкой. – MBR): публичные расследования коррупции, расследования о власти Киева. Когда в наш дом пришла полномасштабная война, решили, что нашим защитникам и работникам госорганов нужна помощь. К нам также присоединились волонтеры, умеющие проводить расследование по открытым источникам.
Первым триггером для публичных расследований стали события в Буче: это нас шокировало, и мы решили найти тех, кто совершал там все эти преступления.
Свои расследования мы публикуем на сайте – работаем как небольшое СМИ.
…о направлениях работы
– У нас, по сути, два основных направления. Во-первых, мы делаем на сайте реестр под условным названием «Вороги України»: там публикуем данные солдат, бывших в Буче, сотрудников ФСБ, влияющих на эту агрессию. Собираем списки коллаборантов в областях, которые будут уволены. Также есть реестр российских пропагандистов: в основном тех, кто находится в Европе и США, прикидываются адекватными локальными журналистами, но ретранслируют российские пропагандистские нарративы. Чтобы люди, читающие, например, критическую статью в The Washington Post, видели, что этот автор все время транслирует российские нарративы и к нему не стоит прислушиваться. И чтобы спецслужбы этих стран заметили: у них на территориях, возможно, есть шпионы, работающие на Россию. Например, к нам обратились из разведки одной из стран Восточной Европы: они записали по своим гражданам, бывшим в этом реестре, дополнительные пруфы и отдали это в разработку, чтобы отвести их на условный «подвал». В этих списках около 5 тысяч человек.
Второе направление нашей работы – расследования. Это может быть что-то короткое. Как, например, случай на Australian Open, где наша теннисистка играла с россиянкой, и россияне на трибунах начали кричать «Слава россии!», вопить, что мы восемь лет бомбили Донбасс, и вывешивать российские флаги. Мы их по лицам нашли и опубликовали их данные. Это может быть что-то глубже: например, мы исследовали записи взрыва Крымского моста и показали, что взорвался, скорее всего, не грузовик, а что-то другое.
Таких расследований за год было около 200 – где-то два-три в неделю.
…о целях
– Одна из основных наших целей – опровержение российской пропаганды на Западе. Поскольку либералы Европы и США, которым не прилетают на голову ракеты, еще думают, что нужно дать путину сохранить лицо. Мы каждое свое расследование переводим на английский и делаем питчинг для западных журналистов. В нашей базе около 10 тыс. журналистов со всего мира, и по каждому расследованию бывает 3–5 разговоров с ведущими СМИ. Мы разъясняем, почему это важно, посылаем им файлы с дополнительными подтверждениями наших материалов, и эти материалы потом выходят.
Самой большой нашей целью было попасть в The New York Times с аналитикой по дронам. Были мы и в Bloomberg, в The Times вышли с расследованием о Буче, в The Guardian – с расследованием атаки на ТЦ в Кременчуге.
…о тех, кто работает «Мольфаре»
– Сотрудничающих с нами людей можно разделить на три группы: сотрудники, волонтеры и активная аудитория наших соцсетей. За прошлый год мы почти вдвое выросли: сейчас в штате около 60 человек, и половина из них заняты волонтерскими проектами. То есть в среднем 30 человек у нас работают по два-четыре года и сами могут проводить расследования, но, когда речь идет, например, о поиске солдат, и нужно брать объемами, мы привлекаем тех, кто имеет меньше опыта.
Кроме соцсетей для волонтеров у нас есть отдельно Telegram-канал, где около 200–400 человек. Туда мы периодически пишем задачи, и в свободное время люди помогают. Когда речь идет о русских, мы не особо обращаем внимание на этику: публикуем там домашние адреса – их и их родственников, их телефоны, и подписчики начинают звонить, слать проклятия и максимально портить им жизнь. Мы видим потом, что люди удаляют соцсети, меняют имена...
Как-то мы звонили по телефону солдату из 64-й бригады, которая была в Буче. Наша сотрудница поставила на аватарку букву Z и сказала: «О вас пишут, что вы убивали, но я в это не верю. Вы такие молодцы! К вам с цветами выходили!» Ну и он с нами начал разговаривать: «Я ничего, конечно, там не делал, но мы здесь все боимся, наши персональные данные опубликовали, я даже родственников в другой дом перевез, а двоих из моей бригады уже убили в россии какие-то партизаны». Приятно видеть последствия своей работы.
Мы обычно стараемся брать людей без особого опыта в поиске информации. Но у них есть определенное дополнительное знание, которое может помочь в Humint (разговорах от имени человека, выдающего себя за другого). Этот процесс у нас менеджерит бывший преподаватель биотехнологий в Днепровском университете: он очень хорошо умеет разговаривать и вытягивать информацию именно о технологиях. Есть у нас человек, знающий китайский, человек, долго работавший в IT, человек, разрабатывавший ракеты – и если нужно проанализировать ракетный завод в России, он въедет в тему за 5 часов, а остальное время посвятит поиску.
В принципе, чтобы научиться проводить расследования, года достаточно. И первое, что делают новые люди после недели работы у нас, – начинают искать и удалять информацию о себе (улыбается).
…о поиске локаций
– Снимки, сделанные благодаря спутниковой разведке, мы используем для верификации других расследований. Собираем фотографии из российских Telegram-пабликов, YouTube-каналов, «ВКонтакте», из групп, где россияне пишут, когда и куда они привозят волонтерку. Или кто-то из российских военкомов снимает позиции россиян, и мы ищем штабы, склады запасов, танки, ремонтные заводы, расположенные неподалеку от линии фронта. Далее волонтеры эти фотографии фильтруют, отдают нам, и мои сотрудники находят локацию. Когда-то на какой-то склад приезжали Лепс и Чичерина – выступили там и столько наснимали, что на фоне были видны церкви, расположение дымовых труб, плюс была примерно написана локация на севере Донецка. На севере Донецка не так много поселков, поэтому мы просто пересмотрели все церкви и нашли эту локацию. Направили эти данные разведке, а через три дня увидели, что туда прилетело.
Но у россиян тоже есть команды, которые так же передают данные своей разведке, а потом прилетает по нам. Можно вспомнить, как журналисты одного украинского канала снимали репортаж с танкового завода в Киеве, и через два дня туда прилетело, потому что они снимали из окон. Когда украинцы выкладывают прилеты, команда эфэсбэшников, просматривающих наши паблики, видит, что куда-то не попали – нужно стрелять еще раз. Они даже регистрируют Telegram-каналы под видом украинских и просят: «Кидайте нам в приватные фото прилетов». И многие украинцы сбрасывают!
Даже фото дерева может сдать локацию: есть сайт с реестром деревьев по всему миру, и ты видишь, что такие-то деревья растут только на таком континенте, на таком меридиане. Затем сужаешь область до нескольких сот квадратных километров. А дальше, если фотография была выложена сразу, можно понять, в какое время это сделано, и по тому, как солнце светит, день это или ночь, вычислить часовой пояс и т. п. – проанализировать можно почти все!
…о выборе тем для расследований
– В первую очередь мы выбираем темы, где больше всего лжи с той стороны. А еще фокусируемся на бизнесах, продолжающих работать в россии. Вбиваем название бренда в Telegram-боты, которые пишут, работает бренд в россии или нет, и методично выпускаем информацию.
Еще одна важная тема – построение реестров. Мы следим за ситуацией на фронте и по областям, где, скорее всего, скоро будет контрнаступление, и готовим реестр коллаборантов – чтобы, когда территорию отобьют, их всех посадили. Что касается пропагандистов, это просто системный процесс: раз в месяц делаем апдейт и добавляем людей в список.
Ну и часто наша основная экспертиза – поиск по лицам. Таким образом стараемся уничтожать российскую культуру во всех ее проявлениях за рубежом, как в кейсе с Australian Open.
…об инструментах роботы
– Я считаю, что инструменты не очень важны: важен опыт в расследованиях, то, как ты думаешь. Когда прилетело в роддом в Мариуполе, российская пропаганда начала говорить, что там были украинские военные: они поставили фотографию родильного и фото с нашими военными. Мы обратным поиском по этому снимку нашли в соцсети «ВКонтакте» паблик российской пропагандистки, и оказалось, что это вообще был не роддом, а детский сад. И потом мы просто открыли спутниковую карту, просмотрели все 300 детских садов на территории Мариуполя и нашли, где именно это фото было сделано. Оказалось, что в 10 км от роддома. Здесь мы использовали просто Google maps и сервис поиска по изображениям – больше сработал наш опыт в расследованиях. А в целом наиболее помогают разного рода Telegram-боты, и мне это приятно: эти боты преимущественно на территории россии, россияне воруют персональные данные, а затем эти данные помогают убивать россиян.
Для проектов, в которых мы ищем штабы россиян, одна украинская компания автоматизировала процесс сбора из соцсетей всех фотографий, постов. Эта система автоматически находит на изображении автомат или танк, а дальше мы уже ищем локацию. Но я не могу называть этот инструмент по договоренности с разработчиками.
…о стартовых точках расследования
– Например, мы изучаем какую-то российскую компанию или российский завод, обходящий санкции, но информации особо нет. Заходим в Instagram или «ВКонтакте» и видим фотографии одной из сотрудниц за рабочим столом: «Пятница, я пью вино». А на столе перед ней лежит достаточно хорошо сфотканное письмо, на котором при приближении видно юридическое лицо. Начинаешь его гуглить, находишь новые связи с тем, что ты исследовал вначале. Когда мы искали адрес офиса некоторых пропагандистов, мы знали БЦ, где у них арендован офис. А у одной из сотрудниц были лифтолуки: мы приблизили один и увидели, что светится номер этажа, на который она едет. На других ее фотографиях был вид из окна – мы увидели, как расположены стены в этом офисе. Потом ты звонишь в бизнес-центр, представляешься арендатором и спрашиваешь, какие площади есть на восьмом этаже. Иногда они могут даже чертеж сбросить, где есть свободный кабинет – так можно узнать, где человек сидит...
Что касается поиска телефонов: обычно кто-то, например «Yandex. Еда», сливает базу, кто-то один ее покупает, перепродает, и потом она попадает в Telegram-бот или специализированные интернет-сервисы. Сбрасываешь туда фамилию человека или почту, и их подвязываешь к телефону. Обычно в каждой базе есть идентификаторы, которые пересекаются с какой-то другой базой – то есть у телефона есть привязка к профилю в соцсети и дате рождения. По сути, ты получаешь большое досье на человека из всех этих баз.
Эти боты недорогие: за 10–15 ботов мы платим не больше $100 в месяц. А некоторые боты вообще бесплатные.
…о том, как выдали ордер в Гаагу путину и Марии Львовой-Беловой
– Здесь отправной точкой были новости о том, что украинских детей депортируют в россию: заявления разных СМИ в Украине и России о том, что вывезено 200 тыс. детей, 700 тыс. детей… Но ничего не было написано о том, кто это делает и как такое количество можно вообще вывезти.
Начали мы с поиска людей, выезжавших из Мариуполя. Они рассказали начало схемы: на блокпостах российские боевики искали у них татуировки, спрашивали, поддерживают ли Украину, и, если была хоть какая-то маленькая ошибка, ребенка забирали и увозили куда-то. Далее мы начали поиск по открытым источникам и вышли на Марию Львову-Белову: увидели у нее фотографии с украинскими детьми и смогли вытащить из их сайта внутреннюю презентацию, где была описана схема их работы. Дети попадают в какой-нибудь сортировочный центр в Донецке, а дальше их уже перевозят на территорию россии.
Также мы поговорили с семьей, которая смогла вернуть своих детей из россии: нам плюс-минус проговорили всю схему, которая работает через Львову-Белову, через весь Донецк. Ну и финальным этапом мы сделали с Марией фейковый разговор через Humint: зарегистрировали профиль будто российских родителей, желающих усыновить украинских детей, и написали: «Мария, мы хотим усыновить украинского ребенка». И она дала контакт мужчины, который этим занимается: он сказал, что раньше можно было напрямую через них это сделать, но сейчас нужно официальное заявление подавать – государство уже напрямую это контролирует.
Сработало наше расследование или нет, можно судить из того, что Мария Львова-Белова стала вторым человеком после путина, которому выдали ордер из Гаагского суда.
…о сотрудничестве с ГУР и не только
– Мы сотрудничаем, наверное, со всеми силовыми ведомствами: и с Минобороны, и с ГУР, и с СБУ, и с пограничной разведкой. У нас несколько направлений сотрудничества, и первое – это обучение: читаем лекции, например, для сотрудников ГУР. Иногда к нам обращаются конкретные отделы: «Нам интересно, как работает спутниковая разведка, как вы находите локации». У нас также есть записанный курс, который мы просто отдаем госорганам, в частности Академии СБУ. А второе направление – системные процессы: когда мы, например, ищем штабы или конкретных людей.
Но мы обучаем не только госорганы, но и обычных людей: с одной стороны, рассказываем какие-то свои фишки, которые могут и россияне использовать. Но они и так их используют. Здесь основная цель – думать о будущем. В 2015-м, когда я начинал, людей, занимавшихся этим в Украине, было не так много. Сейчас этот рынок сильно рванул: появилось много коммерческих компаний, волонтерских объединений, и эта сфера будет дальше развиваться. Оттого возникла проблема: где находить людей, когда закончится война? Нам нужно готовить цифровое войско, ведь, когда активные боевые действия завершатся, на россии будут сидеть и плакать обиженные россияне. А через три года они снова к нам придут. И мы должны быть готовы к этому.
