Редакция MBR знает, что вы делали вчера: читали первую часть интервью Александра Роднянского. Наверняка ее вам показалось мало, ведь самые интересные откровения о том, как ему работается практически на всех крупных мировых рынках сразу, мы приберегли для продолжения беседы.
Здесь вас ждут подробности сотрудничества Роднянского с главной звездой современного российского кино Кантемиром Балаговым, тонкости работы на американском рынке, а также собственные мечты и планы Александра Ефимовича на ближайшее будущее. Поэтому хватит слов, устраивайтесь поудобнее и приготовьтесь удивляться.
- Летом прошлого года вы создали собственный международный кинопродакшен и сразу объявили о двух проектах: документальном фильме о евреях и сериале о порноиндустрии...
- Немного не так, там все шире. Во-первых, не продакшен, а компания, финансирующая девелопмент. В Лос-Анджелесе это очень сложная часть производственного процесса. Там множество компаний, финансирующих производство, когда у тебя уже готов сценарий, есть режиссер и каст: собираешь так называемый пакет и с ним можешь обратиться к какому-нибудь фонду или банку. Если у тебя будет качественный и привлекательный проект, то и проблем с финансированием не возникнет. А вот сформировать пакет очень сложно и дорого, это стоит миллионы долларов - не десятки миллионов, но все же. Кроме того, на данном этапе нужно проделать много работы, требуется специальная экспертиза. К примеру, инвестбанкиры, которые могут профинансировать тот или иной проект, такой экспертизы не имеют - она есть только у продюсеров. Они не могут развивать сценарии с нуля, искать интересные проекты, читать огромное количество книжек, статей, покупать права и опционы. А наша компания именно этим и занимается.
Первым мы анонсировали проект фильма под названием «Разговор с президентом». Это картина о Саддаме Хусейне, вернее так: ее сценарий создан на основе очень известной и популярной книги, наверное, одной из лучших книг, написанных бывшими церэушниками. Ее автор - аналитик ЦРУ, который много лет специализировался на психологии ближневосточных лидеров. Будучи посланным в Багдад, он оказался очень полезен в процессе поиска места, где скрывался Саддам Хусейн, участвовал в захвате, опознал его. Автору была дана возможность провести несколько недель в подвале здания бывшей Иракской президентской гвардии с самим Хусейном. В результате общения он понял, до какой степени американцы внутренне ошибались, насколько ложными были многие представления о сути режима - не в том смысле, что Саддам был хорошим лидером, а в том, что суждения о нем в Лэнгли и Белом доме, как выяснилось, очень далеки от реальности. Соответственно, будучи отозванным в Вашингтон для доклада президенту Бушу-младшему, автор столкнулся с ним в прямом конфликте. И в результате этого столкновения - а оно действительно было очень жестким - наш главный персонаж, которого зовут Джон Никсон, сильно разочаровался, лишился всяческих иллюзий, уволился из ЦРУ и написал книгу. Конечно, она была сильно отцензурирована, но за права на нее в Голливуде шла довольно высокая конкуренция. К счастью, Джон видел картину «Левиафан», она ему очень понравилась, поэтому он принял решение сотрудничать с нами. Сценарий этого проекта пишет Дэниэл Стиплмен - очень хороший автор, работавший над фильмом «По половому признаку». А режиссером будет еще один интересный кинематографист, оскаровский номинант, призер Венеции и Канн, автор фильмов «Атака» и «Оскорбление», Зиад Дуэри. Он американец арабского происхождения, для которого это очень личная история, ведь его отец - арабский националист с портретом Саддама на стене, а сам Зиад - американский либерал.
Что касается документального проекта, то он не совсем о евреях, а об эмиграции. Просто исходной точкой берется история 1938 года, когда несколько миллионов людей - и да, здесь речь о евреях - были лишены гражданских прав в Германии и Австрии, но немцы еще не приняли решения, что с ними делать, и даже были готовы отпустить. И вот в 1938 году во французском Эвиане состоялась большая международная конференция по поводу этих потенциальных беженцев, в которой участвовали 32 страны, включая США и Великобританию. И только малюсенькая Доминиканская республика согласилась принять 100 тыс. беженцев, и то лишь потому, что местный белый диктатор хотел разбавить ими преимущественно черное население своей страны. Отсюда, собственно, и началась история истребления шести миллионов человек. В документальном фильме мы об этом расскажем, но рассказ будет релевантен сегодняшнему дню, с большим объемом событий, происходящих сегодня и в Европе, и в США. Эта картина должна создаваться в сегменте авторского документального кино, очень точного в использовании фактологической основы, однако актуального сегодня. Я предложил партнерство оскаровскому лауреату, автору фильмов «Однажды в сентябре», «Последний король Шотландии», «Уитни» Кевину Макдональду, и уже вместе с ним мы нашли режиссера. Это Рори Кеннеди - дочь Роберта Кеннеди, режиссер-документалист, обладательница «Эмми» и оскаровский номинант. Она с радостью согласилась работать в паре со своим мужем-сценаристом Марком Бейлом. Это достаточно сложный и высокобюджетный документальный фильм.
- Судя по всему, вы не беретесь за простые проекты.
- Да, простых проектов у меня давно нет. Хотя, конечно, я делаю разные картины с молодыми интересными авторами в нашей части мира - Восточной и Центральной Европе, но и они тоже далеко не простые. А в Америке я развиваю много международных сериалов, об одном из которых официально объявлял. Это сериал о порноиндустрии в Будапеште, шоураннером которого выступит известнейший европейский режиссер, неоднократный лауреат Канн Корнел Мундруцо. Речь в нем идет об эволюции порноиндустрии как запретного удовольствия и неотъемлемой части массовой культуры. Особую остроту добавляет то обстоятельство, что мы рассказываем об индустрии эксплуатации женского тела в эпоху MeToo. Также моя компания развивает еще с десяток сериальных проектов, о которых еще не было объявлено. Там есть несколько очень любопытных. Думаю, в ближайшее время мы сообщим о них прессе.
- Расскажите о нюансах работы с политическим нон-фикшеном. Насколько я понимаю, ваш проект о Саддаме в этом плане перекликается с недавним сериалом «Призрачная башня». Каково это - работать со сложным и частично засекреченным первоисточником? Как вы определяли форму повествования будущего сериала, от чего отталкивались?
- Это один из самых любопытных эпизодов моей профессиональной жизни. Мы приехали в Вашингтон, где живет Джон Никсон, вместе с Зиадом и Дэниэлом - режиссером и автором сценария, а также с моим лос-анджелесским chief of development (переводится, пожалуй, как главный редактор). Мы заранее очень хорошо подготовились: прошлись по книге, у каждого возникло какое-то количество вопросов. Чтобы вы понимали, у Зиада их было 270 с чем-то, у Дэниела - 140 с чем-то, а у меня было мало, что-то около 90 (смеется). Мы свели их вместе, какие-то пересеклись, какие-то - нет, и, в общем, наш список состоял из около 500 вопросов, которые нужно было обсудить. Идем дальше. Я снял пространство в отеле Four Seasons на несколько дней, и мы каждый день по 18 часов, не выходя из помещения - даже еду заказывали туда, - пытались выяснить, что и как происходило. Рисовали схемы того, как была устроена green zone, где жили американцы, как там все располагалось, как они оттуда выезжали, даже как одевались и допрашивали пленных. Никсон, кстати, оказался актерски одаренным человеком и даже разыгрывал нам сцены своего разговора с Хусейном - у меня это осталось в телефоне. В итоге за несколько дней такой работы мы получили ответы на все свои вопросы, а также абсолютную ясность о происходившем как в плане фактуры, так и в эмоциональном плане.
Наш список состоял из около 500 вопросов. Я снял пространство в отеле Four Seasons, и мы каждый день по 18 часов, не выходя из помещения - даже еду заказывали туда, - пытались выяснить, что и как происходило
- То есть вы провели целое исследование за эти несколько дней?
- Да, и оно было гигантским. Но на самом деле рисерч - важная стадия любого качественного проекта. Если ты его не сделал, то ни черта не получится.
- В случае нон-фикшена рисерч сложнее, чем в случае художественных проектов?
- Думаю, нет, в каком-то смысле даже легче. Здесь ты понимаешь, у кого и что спрашивать, можешь восстановить картину происходившего, а с художественными фильмами это не всегда получается. К примеру, мы делали картину «Дылда» с Кантемиром Балаговым, и она в этом плане была куда сложнее. Идея фильма у Кантемира родилась, когда он читал выдающуюся книгу Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо»: там он нашел историю, вдохновившую его на размышления о судьбе женщины на войне. Дело в том, что СССР и Великобритания во Второй мировой были единственными странами, где женщин призывали в армию, где они воевали. Соответственно, у женщин, во-первых, был опыт военный, который тоже очень специальный и требует исследований (отношения между собой, отношения с мужчинами, гигиена и множество других вопросов), а во-вторых, опыт послевоенный, который, как оказалось, не исследован совершенно. Практически никто никогда не смотрел на посттравматический синдром: фильмов о нем вроде как было много, но не через оптику женских глаз. И вот, чтобы это понять, мы прочли какое-то немыслимое количество дневников, писем и вообще всего, что было доступно на данную тему. И такого рода рисерч, когда мало что доступно и не у кого спросить, гораздо сложнее.
- Расскажите о модели работы вашей компании. На какой стадии проекты берутся и до какой стадии доводятся?
- Мы берем с нуля, когда еще вообще ничего нет. Покупаем права на статьи, на книжки, а недавно нам понравился твит - мы решили, что из этого может что-то получиться, и тоже купили на него права.
Мы покупаем права на статьи, на книжки, а недавно нам понравился твит - мы решили, что из этого может что-то получиться, и тоже купили на него права
- И как это происходит, когда речь об одном твите?
- В США и не такое возможно (смеется). По-английски это называется lawyer land: юристы встречаются и долго, нудно о чем-то договариваются. У нас на любой договор уходит полгода, и я кляну всех и вся, потому что ну невозможно же! (Смеется.) Тем не менее там это работает именно таким образом: с одной стороны, юридически сложная и сутяжная страна, а с другой - все права закреплены. Мы покупаем идеи, недавно вот приобрели «права на жизнь» - где-то прочитали про женщину, ее история нам понравилась, мы встретились и договорились.
- Как дорого это стоит?
- Опцион всегда не очень дорогой, это же только право на написание сценария «по мотивам». По-разному, но всегда чего-то стоит. Твит, например, стоит недорого, поскольку особых прецедентов еще нет, а права на жизнь могут обойтись в значительную сумму.
- Итак, вы покупаете права, что дальше?
- Дальше мы тратим годы и кучу денег на превращение прав в сценарий. Это очень длинная история. Вообще качество того или иного продюсера оценивается в зависимости от его умения подключить к проекту лучших авторов. Ведь по большому счету продюсером может назваться любой, нет же никаких лицензий или чего-то подобного. Но подключить серьезного сценариста или опытного режиссера способен далеко не каждый, я бы даже сказал, мало кто. Поэтому, определившись с идеей проекта, мы делаем некий питч, предназначение которого - поиск автора сценария. Когда этот этап пройден, ищем режиссера. В зависимости от проекта он может подключаться либо сразу, как у нас было с сериалом о Саддаме, либо на более поздних этапах. Через год, два или четыре, понимая, что у нас уже есть сценарий, делаем кастинг. Естественно, чтобы проект был привлекательным, актеры должны быть известны. Когда же готов весь пакет (сценарий, режиссер, актеры, бюджет и модель производства), мы выходим на рынок. У нас есть разные варианты того, к кому с каким проектом идти: есть стриминговые платформы, есть студии-мейджоры, различные дистрибуторские компании и тому подобное. В каждом случае мы оцениваем, какой именно вариант подходит лучше всего, готовых путей здесь нет. В случае с сериалами, кстати, все работает немного иначе - там пакет состоит из библии и пилота. Впрочем, может быть и более сложная схема - все зависит от условий.
- Благодаря вам о лучших современных российских режиссерах знает весь мир, причем их фильмы часто попадают в нерв мировому зрителю. Как вы находите таких авторов? На что обращаете внимание - на стиль, подход, личность самого режиссера, какие-то другие маркеры?
- (Смеется.) Вот на все, что вы перечислили, я и обращаю внимание. Бывают же очень разные режиссеры. Кто-то, например, своим кинематографом заявляет о себе как о зрелом, глубоком и невероятно умном авторе, а в реальной жизни ведет себя совершенно иначе. Это обманка! Если фильм по-настоящему хорош, то понятно, что поведение его автора в жизни - социальная маска, позволяющая справляться с жизненными вызовами. С Кантемиром - это вообще сложнейшая вещь, ему ведь всего 27 лет… А сейчас мы работаем с Кирой Коваленко, она примерно такого же возраста, и она тоже просто фантастическая, мы заканчиваем с ней картину на осетинском языке. Также запускаем проект с Володей Битоковым - еще одним выпускником мастерской великого Александра Николаевича Сокурова, с которой он работал больше пяти лет в Кабардино-Балкарии, той самой, которую закончили и Балагов, и Коваленко.
Конечно, от каждого режиссера я бы хотел получить не просто человеческое впечатление, а в первую очередь впечатление от его кино. Пусть это будет очень короткий фильм, неважно, главное, чтобы было что посмотреть. Для меня недостаточно разговора и написанного на бумаге текста. В случае со Звягинцевым понятно, что он сделал выдающуюся первую картину, да и вторую, и мы с ним встретились уже, когда он некоторое время фактически находился в поиске возможностей для следующей работы - у него не все получалось. И тут мы встретились, довольно быстро нашли общий язык, да и вообще как-то совпали и срезонировали. В результате мы с Андреем работаем уже 10 лет и за этот период сделали три сложные, но очень успешные картины: «Елену», «Левиафан», «Нелюбовь». По-разному бывает, понимаете.
Сейчас я увлекся поиском талантливых молодых людей и думаю, что в ближайшее время сделаю пять-шесть, а то и больше, фильмов с ними. Я только что упомянул о картине на осетинском языке, а сейчас мы завершаем дебютный проект Исмаила Сафарали на азербайджанском. Здесь (в Украине. - MBR) тоже ищу: уже посмотрел шесть коротких картин и еще планирую смотреть, очень хочу сделать фильм на украинском. Я в целом заинтересован в подлинных, аутентичных историях, рассказанных настоящими голосами людей, живущих сегодняшней жизнью. Чтобы они оказались носителями духа времени, могли проговорить его. Именно они! Я же делаю разные картины и в этом смысле не то чтобы всеяден, но у меня намного больше способов и форм для высказывания. А вот понимание времени молодыми людьми мне безумно интересно.
Я заинтересован в подлинных, аутентичных историях, рассказанных настоящими голосами людей, живущих сегодняшней жизнью. Чтобы они оказались носителями духа времени, могли проговорить его. Именно они!
- Есть ли какой-то режиссер, возможно, уже известный, на которого вы смотрите и думаете: «Его работы должен был продюсировать я!»?
- В мире таких много. Мы вот много раз обсуждали что-то с [Павлом] Павликовским, с которым давно знакомы и состоим в дружеских отношениях. Кстати, жизнь нас очень смешно свела: мы с Андреем были номинированы на «Оскар» с «Левиафаном», а Павел - с «Идой». Он тогда позвонил с вопросом, как мне это вообще удалось, ведь никто не ожидал, что от России выдвинут именно нас. «А почему тебя это волнует?» - ответил ему я (смеется). Тем не менее мы давно планировали что-то делать вместе, у нас даже был один проект, сложная международная копродукция… Ну посмотрим, может, когда-нибудь еще сложится. Честно вам скажу, он мне очень нравится, а «Холодная война» - одна из моих любимых картин последнего времени. Я ее видел раз пять и остался под большим впечатлением. Это не так уж часто бывает, чтобы я внутренне до такой степени подключался к фильму, а здесь - подключился. В целом сейчас мои амбиции заключаются в том, чтобы работать с людьми из того мира, откуда я родом - скажем, Восточная Европа и страны бывшего СССР, причем главный фокус - на молодых авторах.
- А на украинских режиссеров, которые уже завоевали международную известность, смотрите?
- Конечно, с тем же Мирославом Слабошпицким мы время от времени общаемся. Очень понравилась картина «Племя», и я бы с удовольствием посмотрел его следующую работу. Мы с Мирославом когда-то обсуждали какие-то следующие шаги, но он тогда был увлечен некими своими проектами. Надеюсь, что жизнь нас еще пересечет. Пока не видел последний фильм Васяновича, который был в Венеции («Атлантида». - MBR), но обязательно его посмотрю; видел «Домой» Наримана Алиева - достойная картина. Если относить к украинским режиссерам Сергея Лозницу, то, конечно, все его работы тоже смотрю. Словом, все самые яркие успехи украинского кино я отсматриваю с большим интересом.
- Во время выступления на KMW вы сказали: «Смотрю все, что нельзя пропустить». Назовите несколько тайтлов для понимания, что вы относите к этой категории.
- Начну с недавних сериалов. Вот недавно посмотрел «Карнивал Роу» с Карой Делевинь и Орландо Блумом. Довольно любопытный проект: авторам удалось создать интересный мир в жанре стимпанка, хотя в целом сериал получился небезусловным. Еще посмотрел «Самый громкий голос» о Fox News, мне понравилось, но, честно говоря, начинается сериал лучше, чем заканчивается. А вот британский «Годы» - просто потрясающий проект, блестящая сатира. Ну и, конечно, мне очень понравится второй сезон «Охотника за разумом».
Сейчас мои амбиции заключаются в том, чтобы работать с людьми из того мира, откуда я родом - скажем, Восточная Европа и страны бывшего СССР, причем главный фокус - на молодых авторах
- Все, что вы перечислили, - сериалы. В последнее время, и вы об этом тоже говорили, большинство интересных идей и авторов идут в сериалы на стриминг, а в кино остаются блокбастеры, которые, в свою очередь, являются частями каких-нибудь франшиз. Для вас как продюсера преимущественно авторского кино в таких условиях проще или сложнее искать новый материал?
- Пожалуй, проще, как бы неожиданно это ни звучало. Выбираешь из большего количества материала. За последние годы мы вообще стали одним из главных адресов, куда авторы шлют свои наработки, причем это и польские, и французские, и британские кинематографисты. «Европы» очень много, ведь европейцев с возможностями девелопмента и продвижения в США очень мало. Даже думал, почему европейские продюсеры не так активны, неоднократно обсуждал с ними, я ведь числюсь членом множества европейских организаций, в том числе и несколько бессмысленной Европейской киноакадемии. Так вот, я думаю, что кинематографисты в Европе очень хорошо устроены. Все-таки возможности привязывают к месту, а когда перебираешься на очень конкурентный американский рынок, пробиваться приходится с самого начала и абсолютно самостоятельно. В США я очень много лет бился в разные двери, и теперь, когда за спиной четыре номинации на «Оскар», выигранные «Золотой Глобус» и «Сезар», появилось много разного рода возможностей, контактов, знакомых. Я к чему вспомнил европейские организации: иногда удивительно, что крупные европейские продюсеры, попадая в США, ведут себя словно дети, не понимая, как там все устроено.
- И вы в таких случаях становитесь для них точкой входа?
- По сути, да. В особенности, как вы правильно сказали, для тех, кто работает с авторским кино, где больше внутренней свободы. Ведь если я поверю в проект - а это, честно скажу, непростая задача - то такую свободу обеспечу в полной мере и все сопутствующие вопросы возьму на себя. По большому счету делать авторское кино, ломая при этом автора, - задача слегка глуповатая. С жанровым кино иначе, продюсерская роль в нем намного выше, ведь именно продюсер в данном случае - посредник между автором и аудиторией, которую он лучше чувствует в силу своей работы. Признаюсь вам, у меня всю жизнь были попытки - и я их внутренне не оставляю - сделать абсолютно авторскую картину на территории жанрового кино, на которую бы пошел массовый зритель. Я пытался сделать это с фильмом «Дуэлянт», который мог бы стать классической origin story, но, увы, не получилось. Такая же история была и с очень мною любимым «Облачным атласом»: на мой взгляд, выдающееся кино, но в американском прокате оно провалилось. В отличие от восточноевропейского и постсоветского.
- Возможно, эту вашу мечту удалось бы воплотить с помощью стримингов? Тот же Netflix достаточно активно работает над полным метром. При этом, насколько я знаю, не слишком ограничивая авторов, ведь ему не нужно, чтобы картины окупались в прокате.
- На самом деле к Netflix, да и стриминговым платформам в целом, кинематографисты относятся без особого энтузиазма. У традиционного выхода в прокат есть очевидные преимущества: и более продолжительная жизнь фильма, и формирование бренда. Да, в последние пару лет стриминги финансировали интересные проекты. В прошлом году Netflix представил блистательную «Рому» Альфонсо Куарона, а в этом появилось сразу несколько хороших картин. Это и Marriage Story Ноа Баумбаха - очень хорошее кино, которое можно описать как «Сцены из супружеской жизни» Бергмана, снятые Вуди Алленом. Или актуальная и смешная история о панамских офшорах - «Прачечная» Стивена Содерберга. И конечно, главный фильм - «Ирландец» Мартина Скорсезе. Но все они - так называемые prestige movies, сделанные ради респектабельности платформы. К тому же пока это работает только в отношении известных в США режиссеров. А куда ты придешь с иноязычным кинопроектом? Но тоже есть исключения: «Холодная война» Павликовского - это Amazon, причем компания взяла проект еще на стадии сценария. Однако подобное случается редко.
Как видите, ждать новостей от Роднянского очень даже стоит. Кто знает, возможно, его следующий проект будет иметь много общего с Украиной, и тогда повод для еще одного интервью найдется очень быстро.
