Несколько часов назад в Лос-Анджелесе завершилась 95-я церемония вручения премии «Оскар», среди номинантов которой в этом году был «Будинок зі скалок» (A House Made of Splinters) – фильм датского режиссера Симона Леренга Вильмонта, созданный в копродукции с Украиной (другие страны-партнеры – Дания, Швеция и Финляндия, украинский копродюсер – компания Moon Man). Документальная лента, снимавшаяся в 2019 году, рассказывает о воспитанниках Лисичанского центра социально-психологической реабилитации детей. А если шире – о детях во время войны и долгосрочных последствиях, о которых мало кто думает, пока война продолжается. Исследовать эту тему режиссер начал гораздо раньше: в 2017 году на большие экраны вышел его документальный фильм «Віддалений гавкіт собак» – о девятилетнем Олеге, который живет с бабушкой на Донетчине недалеко от линии фронта. Фильм попал в шорт-лист номинации на «Оскар», но саму номинацию не получил. На этот раз номинация в категории «Лучший документальный фильм» была, но победу одержала лента «Навальный», что в очередной раз напоминает, как много работы в информационном, культурном и смысловом поле у нас впереди.
На прошлой неделе «Будинок зі скалок» стартовал в украинском прокате, а мы – поговорили с Симоном Леренгом Вильмонтом о работе над лентой, любви к Украине и значении оскаровской номинации.
– Для украинской команды фильма «Будинок зі скалок» номинация на «Оскар» – это возможность дополнительно привлечь внимание мира к войне в Украине. А что эта номинация означает для вас?
– Для меня так же. Эта номинация на «Оскар» дала нам возможность снова привлечь внимание к Украине, особенно к детям, которые страдают в этой ужасной войне, и страдают уже много лет. Война началась не в 2022-м, а гораздо раньше, так что номинация очень помогает, особенно здесь, в Штатах, привлечь внимание к нашей теме. Это, безусловно, самое главное.
– Раньше вы работали по негласному правилу «одна страна – один фильм», в Украине же вы сняли уже два фильма. Почему?
– Можно сказать, что мое сердце принадлежит Украине, особенно ее восточной части. Здесь я встретил много удивительных людей, почувствовал гостеприимство – ко мне относились очень, очень тепло. Мне нравится юмор и стойкость тамошних людей. Так что, думаю, я просто люблю снимать фильмы здесь.
– Есть ли принципиальная разница между съемками в Украине и других странах, где вы работали?
– Я думаю, в основном разница заключается в языке. Но это также касается ментальности, правильного понимания социальных кодов. Существует огромная разница между тем, как вести себя в Японии, и тем, как вы ведете себя в Украине. И это то, что делает создание документальных фильмов столь интересным. На самом деле снимать документальное кино – это попытаться понять мир и рассказать о нем людям, которые не были в той или иной стране.
– «Будинок зі скалок» стал логичным продолжением исследования темы, затронутой в вашем первом украинском фильме «Віддалений гавкіт собак». Как вы нашли героев той ленты, если раньше не бывали в Украине? И почему решили снять эту историю, рассказать об этих людях?
– Я снял два короткометражных фильма о детях и для детей (в Японии и Дании. – MBR). И мне пришло в голову, что обе эти ленты рассказывают о детях, у которых очень безопасная жизнь. Я понимал, что в Украине идет война и наверняка многие дети живут совершенно противоположной жизнью: их повседневность полна неопределенности и, возможно, даже физической опасности. Мне было интересно узнать, куда идет ребенок, живущий такой жизнью, чтобы обрести чувство комфорта, стабильности и безопасности? Я хотел это понять – потому отправился в Украину. Мне помогал прекрасный ассистент Азад Сафаров (до этого украинский журналист и документалист работал с Вильмонтом на проекте Kids on the Silk Road. – MBR). Вдвоем мы поехали туда, где на тот момент находился южный участок фронта.
Съемки фильма «Віддалений гавкіт собак» в селе Гнутово рядом с Мариуполем
Мы посетили много школ, чтобы познакомиться с пострадавшими от обстрелов детьми. Мы поговорили с большим количеством детей, и я пытался увидеть, могут ли они описать свои чувства. Я каждый раз задавал вопрос: «Можете ли вы объяснить, что чувствуете, когда боитесь?» – и на самом деле лишь немногие дети могли это сделать. Однажды я увидел Олега (главный герой фильма «Віддалений гавкіт собак». – MBR). Он был немного младше возраста, который я искал, но, услышав тот же вопрос, Олег задумался лишь на секунду. Потом посмотрел мне прямо в глаза и сказал: «Когда начинают стрелять из минометов на окраине города – это как будто невидимая рука проникает мне в грудь и хватает мое сердце. С каждым взрывом эта рука сжимает мое сердце сильнее, пока оно не становится маленьким и холодным». Тогда я понял, что нашел главного героя своего фильма. Меня поразило, что ребенок, которому всего девять лет, мог рассказать такое.
Кадр из фильма «Віддалений гавкіт собак»
– Вы впервые приехали в Украину, когда тут уже шла война. Вам не было страшно?
– Я не думал много о страхе, так как чувствовал, что это очень важная история. Кроме того, я быстро понял, что жизнь здесь продолжается: на тот момент конфликт понемногу затухал, не было постоянной стрельбы. Поначалу я даже думал: «Что я здесь делаю? Это ведь не зона боевых действий». Но потом понял, что так и выглядит война для обычного человека: он живет своей повседневной жизнью. Затем – вдруг, без всякого предупреждения – мыльный пузырь жизни может разлететься на тысячу кусочков. А когда война как будто снова немного отступает, ты собираешь обломки своей жизни, чтобы сложить их вместе. Вот что значит для таких детей, как Олег, расти близко к линии фронта.
– В поисках героев уже для фильма «Будинок зі скалок» вы объехали много приютов для детей. Почему остановились на том, о котором в итоге рассказали в ленте? Как вы почувствовали, что это то самое место?
– Меня поразило, что большинство мест, которые я посетил, были институционализированными, где очень хорошо заботятся о физических, но не сильно обращают внимание на эмоциональные потребности ребенка. Не во всех, но во многих из этих мест я не ощутил тепла. И это то, что кардинально отличалось, когда мы открыли двери к Маргарите (воспитательница Лисичанского центра социально-психологической реабилитации детей, одна из героинь фильма «Будинок зі скалок». – MBR). Это было нечто иное с самого начала. Маленькие дети бегали в каком-то хаосе, но им было весело. Другие дети что-то рисовали на стене. Красивая пожилая женщина учила девочек музыке. И я увидел Маргариту, обнимающую двух младших детей, пока говорит с какими-то родителями по телефону. Это место казалось похожим на дом, почти настоящий дом. Чувствовалось, что здесь царят тепло и человеческая близость.
Я был очень удивлен и постоянно думал, почему это место так отличается? Это происходило только потому, что я там был, или оно такое каждый день? И если так каждый день, то что делает это место таким? Вот так и возникла идея создать фильм об этом месте.
Съемки ленты «Будинок зі скалок»
– Наскольки сложно было получить согласие на съемки в коммунальном учреждении? Не довелось ли вам столкнуться с бюрократическими препятствиями?
– Конечно, нам пришлось сотрудничать (но на самом деле я очень этому рад) с опекунами и социальными службами, даже получать разрешение от гражданской администрации. Но они видели мои предыдущие фильмы и были очень открыты к сотрудничеству. На мой взгляд, наше сотрудничество получилось очень тесным. Я постоянно спрашивал совета, они учили меня тому, чего я не знал. Я был открыт для обсуждения того, что снимаю. Таким образом, все понимали, что происходит, все имели право голоса. И именно поэтому, я думаю, мы смогли снять фильм таким, какой он есть.
– Чувствуется, что герои вам доверяют, позволяя снимать с очень близкого расстояния. Как вы этого добиваетесь? Расскажите детальнее о своем методе работы с детьми.
– Я сам все снимаю, сам работаю над звуком, так что у нас очень маленькая команда – только я и Азад Сафаров. И мы проводим множество времени, общаясь как со взрослыми, так и с детьми. Мне действительно интересно узнавать их, узнавать, кто они такие, делиться с ними своей жизнью. Также важно давать им знать, кто мы такие, почему мы здесь и что мы хотим сделать. Дети должны понимать: если они не хотят, чтобы что-то было снято, этого не произойдет. Они могут просто встать и уйти. Это создает взаимное доверие. Поэтому в эмоциональные моменты дети спокойнее относятся к моему присутствию – они знают, кто я, и знают, что могут сказать нет, если захотят.
– Как вы поняли, что с детьми нужно работать именно так?
– Это пришло со временем, с опытом. Я многому научился на съемках «Віддаленого гавкоту собак». Например, когда дети занимаются чем-то, что им нравится, они забывают об окружающем мире, и тогда их поведение становится более естественным. Они не смотрят в камеру все время. Кроме того, я и сам отец: у меня двое детей примерно того же возраста, что герои фильма. Я люблю проводить время с собственными детьми – и мне очень нравилось проводить время с этими детьми. Я искренне интересуюсь их жизнью. Для этих детей важно быть увиденными. Конечно, есть много технических способов, как проводить подобные съемки, но я думаю, что самое важное – быть честным и делать это, только если тебе нравится.
– Сказывалась ли ментальная разница между вами и детьми во время работы?
– О, я определенно почувствовал это в интересе детей: для них я был человеком с другой планеты (улыбается). Им было очень интересно слушать о моей жизни, истории из моего детства или о том, как живут мои дети. Есть много отличий, но есть и много похожего. Думаю, некоторые вещи были нам интересны именно потому, что это универсальные человеческие вещи – общие для всех, несмотря на жизнь как будто в разных мирах.
– Большинство ваших фильмов – о детях со сложными судьбами. Почему для вас так важно рассказывать именно эти истории?
– Во время съемок «Віддаленого гавкоту собак» я начал понимать: когда у тебя на заднем дворе идет война, это создает много невидимых, более длительных, но не менее разрушительных последствий для маленьких обществ. Это может привести к новым социальным проблемам или усугублению уже существующих. И в итоге больше всего страдают дети, а дети – это надежда. Это они будут формировать Украину в последующие годы. Поэтому я хотел рассказать о последствиях: чтобы мир узнал и, надеюсь, помог что-то с этим сделать. Но я также хотел сказать: «Посмотрите на этих детей. Посмотрите, как удивительно они приспосабливаются и выживают. И ищут близких человеческих отношений. И все еще имеют большой потенциал, если только кто-то верит в них, если только кто-то им немного помогает, несмотря на трагические обстоятельства». Это мне показалось очень важным.
– В 2019 году, уже в процессе создания «Будинку зі скалок», вы попали под обстрел в Луганской области, но все равно продолжили съемки фильма. Вы не беспокоились о своей жизни?
– Честно говоря, нет. Думаю, наоборот, это дало мне больше решимости вернуться и завершить историю. Не могу сказать почему. Но для меня стало еще важнее доказать самому себе, что меня это не остановит.
– Как долго длились съемки фильма и скольки шел постпродакшен?
– Съемки ленты «Будинок зі скалок» длились около полутора лет и выглядели следующим образом: я приезжал в Украину примерно на 7–14 дней каждый второй месяц. В общей сложности вышло где-то двенадцать поездок. После этого наступил долгий период монтажа: думаю, это заняло шесть-семь месяцев. А потом еще два месяца пошли на постпродакшен, работу со звуком, титрами, графикой и прочим. В целом от идеи до готового фильма прошло три года.
– Ваша вторая украинская лента в отличие от первой создавалась в официальной копродукции с Украиной. Насколько оличалась работа над вторым фильмом из-за этого статуса?
– На самом деле, снимая «Віддалений гавкіт собак», мы не знали никого из представителей киноиндустрии в Украине. Но во время производства начали знакомиться с некоторыми украинскими режиссерами и продюсерами. Понимая, что можем снять еще один фильм в Украине, мы подумали, почему бы не облегчить немного себе жизнь, сотрудничая с этими талантливыми людьми? Кроме того, это их родная страна – они могли бы помочь нам понимать, на правильном ли мы пути. Вот почему было очень важно привлечь больше украинцев к производству еще на ранних этапах.
– Над «Будинком зі скалок» работало много продюсеров: Дарья Бассель, Виктория Хоменко, Моника Хелльстрём, Тобиас Янсон, Сами Янукайнен. Не было ли вам сложно в таких условиях сохранить свой фильм авторским?
– На самом деле нет, поскольку все собравшиеся в этом проекте продюсеры с большим уважением относились к истории, которую я хотел рассказать. Так что работа с ними была скорее творчески полезной, чем сложной. Мне кажется, у нас была идеальная команда.
– На съемках с вами постоянно работал Азад Сафаров – расскажите подробнее об этом сотрудничестве. Как вы распределяли обязанности?
– Я был открыт к любым идеям, а у Азада Сафарова были очень креативные предложения. Больше всего в нашем сотрудничестве я ценю то, что мы постоянно говорили о фильме. И его помощь была неоценима. Съемками занимался преимущественно я, а Азад был рядом и помогал с языком или чем-то, чего я не понимал. Но творческое мышление проявлялось в дискуссиях, которые мы вели. И я рад, что он делился своими мыслями и комментариями.
– Были ли моменты разногласий в этих дискуссиях?
– Нет. Скорее мы словно опирались друг на друга. Например: «Я бы хотел вот это сделать... А ты помнишь об этом?.. Было бы еще замечательно снять это». То есть больше похоже на то, что мы строим фильм на идеях друг друга, чем то, что мы сталкиваемся головами.
– А был ли вовлечен Сафаров в процесс монтажа?
– Нет, только на съемках. Я делал несколько других проектов, где было два или более режиссера, и это никогда не заканчивалось хорошо. Слишком много поваров на кухне – это плохая идея.
– Приступая к работе над «Будинком зі скалок», вы хотели, чтобы фильм повлек за собой изменения внутри системы. Какие именно?
– Очевидно, что из-за войны достучаться до политической системы немного сложнее. Но я знаю, что Асад и Елена (Розвадовская – правозащитница, глава правлення благотворительного фонда «Голоси дітей», помогающего детям на Донбассе. Консультировала авторов фильма во время съемок. – MBR) продолжают работать и пытаются донести нашу позицию. К примеру, я понимаю, что нужна дискуссия о государственном лечении алкоголизма. Когда мы снимали фильм, никакой такой помощи не существовало – человек должен был бросить пить самостоятельно. Но я думаю, некоторым родителям, лишенным права опеки, можно было бы помочь перестать злоупотреблять алкоголем.
Я знаю, что до начала войны в 2014 году правительство пыталось закрыть большие детские дома, чтобы распределить детей по меньшим семьям, где они жили бы в условиях, более похожих на домашние. Но не так много семей приобщилось к этой идее. Поэтому я надеюсь, что фильм побудит больше семей рассмотреть возможность открыть свои дома для одного или нескольких таких детей, потому что они удивительны.
Один из героев фильма «Будинок зі скалок» – Коля – нашел новую семью именно благодаря фильму
– А как этот фильм воспринимают зрители за границей? И изменилась ли реакция с началом полномасштабной войны в Украине?
– До полномасштабного вторжения было много реакций от людей, имевших схожее детство. Ведь тот же алкоголизм – проблема не только в Украине. Это есть везде: и в Дании, и в Штатах. После 24 февраля 2022 года дискуссия стала гораздо шире. Я получаю много теплых и трогательных сообщений от людей со всего мира – тех, кто хочет поддержать Украину, хочет поддержать детей. Люди понимают, что проблема войны, которая длится так долго, теперь не только на Востоке, но и по всей Украине. Думаю, эта лента дала многим понимание того, насколько Украине нужна помощь.
– Расскажите о планах на третий украинский фильм. В одном из интервью вы отметили, что не уверены насчет его съемок. Почему?
– За годы, проведенные в Украине, я встретил многих замечательных людей, познакомился со многими прекрасными режиссерами. И я с удовольствием снял бы еще один фильм в Украине. Но это не может быть фильм о войне. Потому что я сейчас не в Украине. И я знаю, что многие здесь страдают и почувствовали эту войну на себе, на своих семьях, в своей жизни. Поэтому я думаю, что война – это история для украинских кинематографистов, которую они должны рассказать. Это не моя история, потому что я ее не проживаю.
Я бы с удовольствием снял третий фильм об Украине, но мне нужно найти правильную тему.
– Вы много времени провели на Востоке нашей страны. А были ли в других регионах, видели ли другую Украину?
– Я был немного в Днепре, а также некоторое время в Харькове. Еще немного в Чернигове и в Киеве, но у меня не было возможности посетить западные регионы Украины.
– Есть ли шанс, что в следующем своем фильме вы покажете другой регион Украины?
– Я еду туда, куда меня ведут истории – регион не имеет значения. Я считаю, что каждая часть мира прекрасна, и стараюсь изобразить их в фильмах такими же прекрасными. И я чувствую, что это действительно получается, по крайней мере для международного сообщества: например, очень часто слышу, как прекрасна Украина через призму моего фильма. Я еду туда, где есть история, где есть люди. И это легко может быть как в Карпатских горах, так и Лисичанске.
– Так есть ли какие-то темы в Украине, которые могли бы вам быть интересны сегодня?
– Пока нет. Мы просто пытаемся пережить «Оскар» и пытаемся привлечь как можно больше внимания к фильму и тому, о чем он рассказывает. Самое главное – заставить людей здесь, в Соединенных Штатах, по-настоящему понять и продолжать помогать Украине. Именно на этом мы сейчас сосредоточены. Но когда я немного отдохну, то, уверен, начну понемногу общаться с людьми... Давайте посмотрим. Это должна быть действительно правильная история.
– В этом году вы боретесь за «Оскар» с документальным фильмом «Навальный». В то же время украинская киноиндустрия пытается добиться бойкота российских фильмов на международных фестивалях. Как считаете, удастся ли заставить мир отказаться от российского кино?
– Это серьезный вопрос. Я могу понять, почему вы хотите бойкота. Но в мире слишком много людей, которые, вероятно, не захотят полностью бойкотировать российские фильмы. Поэтому не уверен, возможно ли это.
– В одном из интервью Азад Сафаров рассказал, что вы начали учить украинский. Как ваши успехи?
– Пока не очень хорошо (улыбается). Иногда я уже понимаю, о чем идет речь, но я ужасно говорю. Однако я стараюсь!
